— Я не могу жалеть о том, что встретил тебя. О всем времени, что я провел с тобой. За… — За то, что влюбился в тебя. Слова вертятся у меня на языке, но я не могу заставить себя их произнести. Я не смогу вынести, как она отметает их, игнорирует, потому что она больше не может позволить себе верить, что все, что я говорю о своих чувствах к ней, — правда.

— Что ты собираешься делать, когда все это закончится? После того, как мы получим новую идентификацию, и мы…

И мы разойдемся. Она не хочет говорить это вслух, но это правда.

Я думаю об этом мгновение. Я думал об ответе на этот вопрос годами, на самом деле, и он всегда казался мне миражом, мерцающим где-то вне досягаемости. Я никогда не был полностью уверен, что буду делать, когда наконец доберусь туда, когда обрету свободу от своей семьи, только то, что в конце концов я ее обрету.

И в последнее время я вообще не мог думать ни о чем, кроме Шарлотты. Быть с ней. Желать ее. И теперь, доставив ее в Вегас в целости и сохранности, я могу исправить то, что я сделал неправильно. Сделать все правильно, как смогу. Все мое внимание было сосредоточено на том, чтобы мы оба были живы, чтобы убежать от преследующих нас опасностей, чтобы добраться до своего контакта. Все, что дальше, было туманно.

— Мне не нужны деньги. — Я пожимаю плечами, думая о том, что я спрятал на своих многочисленных банковских счетах. — Поэтому я всегда думал, что сделаю что-то ради развлечения. Подружусь с несколькими татуировщиками и уговорю их дать мне уроки. Научусь серфингу. Займусь резьбой по дереву. Открою собственную автомастерскую, просто потому что мне нравится работать с машинами. Заведу небольшое собственное местечко где-нибудь у воды, где я смогу чувствовать запах соли. — Я глубоко вздыхаю, проведя рукой по волосам. — Все, что действительно имело для меня значение все это время, так это то, что у меня были деньги и связи, чтобы освободиться от своей семьи. После этого я решил, что останусь в движении на некоторое время. Не попадаясь на глаза, пока я не решу, где хочу обосноваться, когда спадет жара.

Шарлотта сглатывает, ее горло движется, когда она кивает, все еще глядя на темный лес за окном. Ее взгляд отстраненный, далекий, как будто она ищет что-то и не находит.

— Я все время думаю о том, что я могла бы делать. Куда бы я хотела пойти. Но все это кажется нереальным. Я не могу хотеть ничего из этого. Такое ощущение, что я планирую чужую жизнь.

Я вздрагиваю, осознание того, что это моя вина, снова ложится тяжким грузом на мои плечи. Я хочу сказать ей, что так не должно быть ни для кого из нас. Что если мы собираемся потеряться в том, что влечет за собой наше будущее, мы можем потеряться вместе. Мы могли бы найти способ заставить это работать. До всего этого, до того, как она узнала правду, мы были счастливы во все моменты, которые мы проводили вместе. Но я потерял ее доверие. Она может доверять мне, когда дело касается нашей общей безопасности, но она не доверяет мне свое сердце. И я не знаю, что я могу сделать, чтобы вернуть его снова.

— Я знаю план, — медленно говорит Шарлотта, все еще глядя на деревья за окном. — Я знаю, что мы едем в Вегас, и что какой-то мужчина даст мне новую карточку социального страхования, водительские права и все остальное, что мне может понадобиться, чтобы начать все заново. Меня никто не найдет, даже те люди, которые хотели бы найти. — Ее голос немного дрожит, и я подавляю желание снова притянуть ее к себе. — Я должна двигаться вперед после всего этого, но я не знаю, как, — шепчет она. — Все кажется… испорченным. Я чувствую, что не могу доверять собственному суждению. — Она наконец полностью разворачивается, глядя на меня, откидываясь на подоконник, обхватив себя руками. — Ты лгал мне, Иван, но я позволила себе поверить во все это, потому что хотела. И теперь я обнаруживаю, что сомневаюсь во всем, что думаю.

Эта острая боль снова пронзает мою грудь, чувство вины нарастает во мне, горячее, густое и удушающее.

— Прости, — шепчу я. — Я никогда не хотел, чтобы ты чувствовала себя так.

Шарлотта тяжело сглатывает, горькая улыбка изгибает уголки ее рта.

— Что говорят о благих намерениях? А твои были даже не такими уж хорошими с самого начала.

Мне нечего на это сказать. Между нами повисает тишина, такая же густая, как и чувство вины, тяготеющее надо мной, и я хочу сказать ей, что все будет хорошо. Что в конце концов все будет хорошо. Но я не могу этого знать, и я давно уже не могу давать ей такие обещания.

— Нам нужно снова поспать, — наконец говорю я, засовывая руки в карманы и отступая назад. Я не знаю, как долго я смогу сопротивляться ее притяжению. Это как гравитация, умоляющая меня обнять ее, прикоснуться к ней, влить в нее все, что я к ней чувствую, а это именно то, чего мне не следует делать. — Впереди еще пара долгих дней за рулем. И я уверен, что тебе так же плохо, как и мне.

Мое плечо болит. Я знаю по предыдущим травмам, что второй день всегда хуже первого. Завтра будет отстойно, но я вытерплю любую боль, чтобы убедиться, что она в безопасности. Я просто не хочу, чтобы ей тоже было больно.

Шарлотта кивает.

— Я не помню, чтобы мне когда-либо было так больно, — признается она, и мое сердце сжимается в груди. — Я постараюсь немного поспать.

Она проходит мимо меня, и мне требуется все силы, чтобы не потянуться к ней, не схватить ее за локоть и не притянуть к себе, не засунуть пальцы в ее волосы и не притянуть ее губы к своим. Каждая часть меня жаждет поцеловать ее, но я отпускаю ее, стоя там, пока она отступает к своей кровати.

Я смотрю, как она скользит под одеялом, переворачиваясь лицом к стене. Я смотрю на ее лицо в тусклом лунном свете, и моя грудь болит, мое тело взывает к дозе наркотика, на который я наконец-то подсел.

Разлука будет