что он чего-то боится. Иван, как мне кажется, почти непобедим. Я никогда не встречала никого, кто бы жил так, как он, не извиняясь и, до сегодняшнего дня, казалось бы, бесстрашно. Но я вижу сморщенные белые уголки его рта, взгляд в его глазах, который говорит мне, что это не совсем так.

— Я боюсь, что они поймают тебя, — наконец говорит он. — Боюсь отца. Льва, если он не умер. Черт, даже Антона, если он выжил. Он глупый, но он все еще достаточно полезный инструмент. Это пугает меня. И это должно пугать тебя тоже, больше, чем любые преступления, которые мы совершили. Те, которые я могу стереть. Но если они поймают нас до того, как мы доберемся до безопасности…

Иван тяжело вздыхает.

— Все будет хорошо, — бормочет он, и я почти задаюсь вопросом, говорит ли он это мне или себе. — Все будет хорошо.

Он смотрит на меня через мгновение, машина движется лишь немного выше разрешенной скорости.

— Ты сможешь продержаться некоторое время? Пока я не найду безопасное место, где мы сможем остановиться?

Мои глаза кажутся тяжелыми.

— Могу ли я поспать?

— Тебе, наверное, не стоит. Если ты ударилась головой…

Иван все еще говорит. Но остаток его голоса уходит в небытие, когда тяжелый туман окутывает меня, погружая в самый крепкий сон, который у меня был с тех пор, как Иван украл меня из моей квартиры.

24

ИВАН

Я размышляю, наблюдая, как Шарлотта засыпает, стоит ли ее будить. Я знаю, что ей не стоит спать. Авария была жестокой, есть все шансы, что у нее может быть сотрясение мозга. Мне следует ее разбудить, но она выглядит такой умиротворенной, что я чувствую почти физическое отвращение при мысли о том, чтобы потревожить ее.

Сегодняшний день намного превосходит то, что я когда-либо хотел, чтобы она испытала, пока была со мной. День, полный боли, насилия и вещей, которые, я знаю, она никогда не сможет развидеть. И это моя вина.

Я не должен был оставлять ее одну в машине, когда ехал на ту заправку.

Логически я знаю, что все это не только из-за этого. Даже если бы я мог избежать Брэдли таким образом, в чем нет никакой уверенности, Ники и Антон были бы совершенно другой ситуацией. Они явно шли за нами по пятам, и немного больше времени и пространства между нами не имели бы достаточного значения… И Лев.

Я стиснул зубы, думая о том, что только что произошло. Антон не умер, я не думаю. Я вырубил его, достаточно сильно, чтобы нанести серьезный ущерб, но я не уверен. Он самый слабый, самый глупый и самый легко контролируемый из троих. Я чувствовал себя виноватым при мысли о том, чтобы убить его хладнокровно, как если бы я застрелил преданного пса, который должен был давным-давно укусить своего хозяина. Но Ники…

Вид того, как он пытался вырезать Шарлотту из машины и забрать ее с собой, ослепил меня яростью, и мне захотелось сделать с ним ужасные, жестокие вещи. Я редко, когда хотел причинить боль и хотел смотреть, как долго я смогу продлить страдания человека, но сегодня я хотел причинить ему боль. Если бы у меня было время, я бы это сделал.

Надеюсь, Шарлотта никогда не узнает этого обо мне.

Ники мертв. В этом нет никаких сомнений. Часть его головы, оторванная выстрелом, была достаточным доказательством, и если бы он каким-то образом все еще дышал, пуля, которую Лев случайно всадил ему в спину, прикончила бы его. Но Лев⁠… Я не уверен, что Лев мертв. И это значит, что на данный момент он все еще представляет опасность.

Мне нужно преодолеть как можно больше миль между тем, что только что произошло, и нами. Когда мы въезжаем в Айдахо, у меня есть идея, что мы можем сделать, чтобы найти место для ночлега. Но нам нужна еда, и нам нужно привести себя в порядок, начиная с чистой одежды. Все, что у нас было, было в Королле, а теперь разбросано в беспорядке среди обломков.

Шарлотта не просыпается, пока я не останавливаюсь у круглосуточного «Walmart», вдали от проторенных дорог. Она даже не просыпается, когда машина останавливается, мне приходится протягивать руку и осторожно трясти ее, остро ощущая боль в собственном плече, когда я касаюсь ее.

— Шарлотта, — тихо произношу я ее имя, внезапно пронзаясь болью вспоминая, как нежно она произнесла мое имя этим утром. Кажется, что это было несколько дней назад. И я хочу вернуться туда с внезапным отчаянием, которое пугает меня. Я хочу, чтобы она сидела в тонком холодном дневном свете и шептала мое имя за моей спиной.

Я не могу себе представить, чтобы она когда-нибудь снова произнесла его так.

— Мм? — Она шевелится, открывая глаза, словно они липкие. Вероятно, так оно и есть.

— Нам нужна одежда. Еда. — Я смотрю на яркую надпись на вывеске. — Я думаю…

— Кто-то вызовет полицию, как только увидит нас.

Я провожу рукой по волосам, морщась, когда чувствую, как мои пальцы цепляются за засохшую кровь.

— Ты, наверное, права. Но…

— Я зайду, — предлагает она. — Я избита, но не так уж все и плохо. Я скажу, что попала в аварию, если кто-нибудь спросит. Разбила байк или что-то в этом роде, и что мне просто нужна сменная одежда.

— Я никуда тебя одну не отпущу.

— Если Брэдли или… — она тяжело сглатывает. — Или Лев появятся, ты лучше подготовлен к тому, чтобы справиться с ними, чем я. Если здесь буду только я, то это будет просто повторение того, что произошло раньше.

Я не спрашиваю, почему она думает, что Лев жив. Не думаю, что хочу знать.

— А если они увидят тебя и последуют за тобой внутрь?

— Тогда я закричу. Подниму шум. Заявлю, что это они причинили мне боль, и поэтому я вся в крови. Пока будет суматоха, я убегу. — Она бросает на меня уверенный взгляд, который, я уверен, она имитирует. — Все будет хорошо.

Я колеблюсь. Все мои инстинкты кричат мне, чтобы я не выпускал ее из виду снова, напоминая мне о том, что случилось ранее, когда я оставил ее всего на несколько минут. Но она права. Нам нужна еда, первая помощь и одежда, и в моем состоянии я, скорее всего, подниму тревогу.

— Ладно, — наконец говорю я. — Но просто возьми это. — Я достаю из кармана складной нож, меньший из двух ножей, которые я ношу с собой, его легче спрятать и