Но опять же, если послушать Ивана, он никогда не заботился ни об одном из них. Их смерть просто означала бы, что их отец больше не мог бы навешивать на свою голову возможных преемников. Он был бы единственным наследником, его место не оспаривалось бы.

Моя голова кружится, пока я пытаюсь осмыслить все это — мир, который не имеет для меня абсолютно никакого смысла.

Когда заправка полностью появляется в поле зрения, там стоят три машины. Две выключены, пустые, их владельцы явно внутри платят. Третья, черная Субару, тоже выключена, но водитель стоит рядом с ней, собираясь нажать кнопку на насосе, чтобы начать заполнять бак.

— Иван… — Я начинаю говорить, но он резко качает головой.

— Нам нужна машина, Шарлотта. — Решимость в его голосе похожа на пощечину. Он звучит холодно и жестко. Но он прав.

Мы не уйдем далеко без машины. И так же, как разница между знанием того, что Иван убивал раньше, и тем, что я увидела это сегодня, я только больше расстроена из-за этого, потому что я вижу реальность этого вблизи. Я могу признать это, по крайней мере.

Я сглатываю, чувствуя, что меня может вырвать, когда мы приближаемся, за спиной ничего не подозревающего мужчины у заправки. Тот факт, что это мужчина, заставляет меня чувствовать себя лишь немного лучше, это может быть неправильно, но было бы хуже, если бы Иван угрожал женщине.

Мужчина, пожилой с круглым, румяным лицом и редеющими волосами, одетый в джинсы и футболку, оборачивается на звук наших шагов. Его лицо мгновенно морщится, когда он видит наш потрепанный вид, осторожность и беспокойство борются за главенство на его лице.

Он вставляет насадку обратно в насос, его движения нерешительны. Но его лучшая натура, кажется, побеждает, отчего мне становится только хуже.

— Вы двое в порядке? — Спрашивает он, окидывая нас взглядом, и рука Ивана скользит к краю его рубашки, где, как я знаю, спрятан его пистолет. Мое сердце замирает в груди. Пожалуйста, не стреляй в этого человека.

Взгляд мужчины тоже следует за мной, и я вижу страх, который мерцает в его глазах.

— Эй, я не хочу никаких проблем…

— И их не будет, — легко говорит Иван. — Только если ты отдашь ключи от своей машины. Сейчас, — добавляет он, его пальцы дергаются по бокам, и глаза мужчины расширяются, а лицо бледнеет. — Никаких резких движений или призывов на помощь. И тогда мы оставим тебя в покое.

Я вижу, как мужчина тяжело сглатывает, его взгляд мечется между мной и Иваном. Я вижу, как он взвешивает свои варианты, размышляя, какой выбор лучше. Стоит ли ему согласиться, или попытаться позвать на помощь или убежать — это вариант. Если Иван действительно сделает то, что говорит, он сделает.

У меня скручивает живот, и я смотрю на мужчину, желая, чтобы он просто отдал ключи. Я не думаю, что Иван причинит вред этому человеку. Я думаю, он просто перейдет к другому варианту. Но я не хочу это выяснять.

Мужчина тяжело вздыхает.

— Ладно, — говорит он, его голос напряжен от страха, белки его глаз закатываются, как у испуганной лошади. — Просто… не причиняй мне вреда. Пожалуйста.

— Бросай ключи сюда, и все будет хорошо. — Пальцы Ивана остаются на краю его рубашки, предупреждая. — И не вызывай полицию. Если вызовешь кого-то, и посадишь кого-то нам на хвост, ты пожалеешь об этом.

Это не может быть правдой. Мы уезжаем из штата, а семья Ивана не отвечает на его просьбы. Но мужчина слишком напуган, чтобы сомневаться, говорит ли Иван правду или нет. Он просто быстро кивает, бросая ключи на тротуар.

— Возьми их и передай мне. — Голос Ивана все еще резкий, неестественно холодный для того, как он обычно разговаривает со мной. — А потом садись в машину, когда я ее открою.

Он не называет меня по имени, и я могу догадаться, почему. Я ненавижу это, я могу догадаться, почему, потому что это означает, что я привыкаю ко всему этому. Что все это начинает иметь для меня смысл.

Я подхватываю ключи, и передаю их Ивану. Почти сразу он нажимает кнопку, чтобы отпереть машину, и я иду, не задумываясь, хромая, к пассажирской стороне. Я бросаюсь в машину, не смея посмотреть, заметил ли нас кто-нибудь еще, и смотрю на свои исцарапанные, ушибленные руки, заставляя себя не слушать. Не пытаться услышать, что еще говорит Иван.

Секундой позже он уже в машине рядом со мной. Он нажимает кнопку на панели, машина набирает обороты, и он ударяет ногой по педали газа, выезжая с заправки немного быстрее, чем нужно.

— Он собирается кому-то позвонить, — шепчу я. Мое горло першит и пересыхает, и я отчаянно хочу воды. — Он собирается сообщить о машине…

— Нет, он не будет, — мрачно говорит Иван.

— Откуда ты знаешь…

— Он слишком напуган, чтобы сделать что-либо, кроме как следовать инструкциям. И к тому времени, как он поймет, или его жена, или внуки, или кто-то еще вызовет для него полицию, мы оставим эту машину и возьмем новую. Но в то же время… — Иван стиснул зубы, выезжая на шоссе, его глаза устремлены прямо вперед на дорогу. — Теперь мы на шаг впереди. Еще немного.

Я откидываюсь на сиденье, не желая думать о том, что произойдет, когда Брэдли догонит. Если Лев все еще жив. О том, что между нами и Вегасом еще много миль, и когда мы там будем, нам все равно придется закончить то, что мы собираемся сделать.

Осталось еще много времени, чтобы все пошло не так.

— Теперь я соучастник, — шепчу я. — Убийство. Угон автомобиля. Наверное, что-то еще, о чем я сейчас не могу думать⁠…

— Это наименьшая из твоих забот на данный момент, — мрачно говорит Иван. Он не отводит взгляд от дороги, и я тупо смотрю на него, гадая, не ударилась ли я головой сильнее, чем думала.

— Убийство — наименьшая из моих забот? — Мой голос становится выше, и Иван испускает долгий вздох, сжимая переносицу.

— Мне жаль, — наконец говорит он. — Я не пытаюсь преуменьшить это. И полагаю, что я немного онемел ко всему этому, после стольких лет. Но вскоре мы будем в Вегасе, и мы отчистим все достаточно хорошо, чтобы закон не смог нас поймать. И Брэдли, и местная полиция, я их не боюсь. Но…

Он замолкает, и что-то в моем животе болезненно сжимается при мысли,