Шрифт:
Закладка:
Потом у меня есть много религиозных книг, но я выбираю себе – я этому тоже научилась от Эрнеста – такие комментарии, которые мне нравятся, понимаете? Нравятся, потому что они хорошие для меня, они раскрывают мой ум. Я уже хорошо выработала подход. При мне никто не может быть смурным или в плохом настроении. Я его так встряхну, что он забудет, как его зовут.
– Отлично. А можно пойти гулять? Или нужно быть дома?
– Нет, конечно, можно пойти гулять. Это прекрасно – пойти гулять. Но гуляние – оно тоже такое, знаете… Я сравниваю мою субботу и субботу там, где Давид живет. Там нет машин, ничего не происходит на улице. Тогда вы чувствуете, что действительно этот мир остановился, как у Хешеля написано: остановился, он в другой сфере. А здесь, где я живу, – совершенно нерелигиозный район, возле университета. Я пойду гулять, хорошо, я посмотрю, как они все ездят на этих машинах, они все гудят, шумят. Это не суббота, это такой контраст.
– А про мистицизм хасидизма скажете что-нибудь?
– Это очень высокое понятие – мистицизм. Поэтому каббалу можно изучать только когда человек, во-первых, женат и, во-вторых, ему больше сорока лет. Я говорю, как должно быть. Но когда люди углубляются в мистицизм, они могут сойти с ума, да – так написано. Это опасная наука. Эта наука, действительно наука, серьезная. И человеку, у которого нет больших знаний, лучше всего вообще не приближаться к этой теме, потому что могут случиться две вещи. Или он ничего не поймет и потом скажет: да, я учил каббалу, ой-ой-ой. Или он хорошо будет учиться, но не будет готов к этому знанию и может сойти с ума. Вы же знаете такие случаи, когда много учат физику или математику, углубляются в них и сходят с ума.
Каббала учит, что когда человек умирает – умирает только тело, а душа продолжает эту жизнь. Я в это верю. Поэтому у меня отношение к смерти или отношение к моим родителям, которые ушли, или даже к Эрнесту – оно действительно как из каббалы. У них есть продолжение. Как мой папа сказал мне: почему ты плачешь? Я очень боялась за его жизнь. И вот: я же иду к моим родителям. Это от папы. Они ушли, и я к ним приду. И я перестала бояться смерти. Что такое смерть?
– А Эрнест как к этому относился?
– Эрнест и все это поколение, которое прошло через шоа[71], не получили ответа: а где был Бог? Об этом пишет Хешель – он тоже прошел шоа, он же был из Варшавы. Он пишет об этом, целая книга есть. Поэтому это тема для Эрнеста была табу. Не говорим на эту тему. Если он обходит стороной на эту тему, что я могу ему сказать? Ничего. Он не хотел об этом говорить. Для него Талмуд – это, конечно, университет, это наука, большая наука.
Вообще, хасиды для меня – это самые лучшие психологи. Они мне больше по сердцу. Потому что у них есть инструменты, чтобы на вас повлиять. А талмудисты не могут, как мне кажется, дойти до этой высокой психологии своими логичными умозаключениями. У них все должно быть логично, все выверено математически, – и они не могут дойти до этого.
Смотрите, есть еще… ну, если вам понравился мой любимый Хешель, вам понравится Абрахам Тверски. Это американский еврей, он происходит из важного хасидского рода – Тверски. Он из хасидского движения Чернобыля, родился и вырос в Америке, по профессии – психиатр. Но непрактикующий врач, профессор, его почитают во всех академических обществах. Он написал шестьдесят или семьдесят книг по психиатрии, не по хасидизму, я его обожаю тоже. Но Хешеля я обожаю больше, потому что Хешель не психиатр. Тверски пишет о психиатрических проблемах. Но у него есть элемент хасидизма, этой веры. Если вы посмотрите на его фотографию, вы скажете: ой, какой хасид, ой-ой-ой. Он, конечно, хасид, но первый его титул – это профессор, очень уважаемый человек. Такой синтез науки и хасидизма.
Я вам даю не академические знания, я вам передаю чисто ортодоксальные еврейские знания. Интересно понимание истории в иудаизме. Когда вы читаете Библию, там нет понятия, что было раньше, что позже – нет хронологии. Когда вы изучаете историю каждого народа, там есть хронология: в таком-то году был такой царь, такая-то битва, и тому подобное. Но это не по-еврейски. Мы не отмечаем, например, 70-ю годовщину Победы над Германией. У нас нет такого. Возьмем праздник Пурим. Исторические события, с ним связанные, произошли больше чем две тысячи лет тому назад. Но мы ж не говорим: слушайте, теперь мы будем праздновать Пурим, который был две тысячи лет тому назад. Потому что мы не так отмечаем праздники. Мы отмечаем праздники тогда, когда это актуально для нас, понимаете? Например, Победа 9 мая, победа Советского Союза, окончание этой войны – для моего папы это был самый важный день. Потому что он через это все прошел. Это значимо, понятна близость этой даты с тем, что мой отец прошел, – и для него это была самая большая, самая важная дата.
– А для вас сейчас?
– Сейчас, да, важная. Но спросите моих детей – они вообще ничего не знают об этом. И это в каждом народе, и это можно сказать про каждую историческую дату. Я вам приведу такой пример, День Независимости Израиля – самое большое событие для евреев за две тысячи лет. Впервые у них появилось свое государство. Была такая эйфория в Израиле, что все – религиозные, нерелигиозные, кибуцники – все праздновали на улице. Потому что все чувствовали этот праздник. Правда, это было в 1948 году. Что сегодня? Сегодня это пикник, свободный день. Никто ничего не чувствует, честное слово. А для меня это был такой праздник, я всегда ездила с двумя флагами на машине…
ЧАСТЬ 4. ВЫБОР ПРЕБЫВАТЬ В РАДОСТИ
Глава 16. Не отступай
– Что происходило после