Шрифт:
Закладка:
Во всяком случае, эти стихи не случайно остались в рукописи…
Глава седьмая
Сокровенные чертоги натуры
1Заслуги Ломоносова – поэта и филолога ясны и бесспорны. Гораздо сложнее обстоит ситуация с естественными науками, которые сам Ломоносов считал главным делом своей жизни.
В оценке вклада Ломоносова – химика, физика, астронома, минеролога в мировую науку существовало, в разные времена, две крайности. Вплоть до 1860-х годов считалось, что значение трудов Ломоносова-естествоиспытателя – сугубо местное, локальное, что никаких мало-мальски существенных открытий в его активе не числится. Вот что пишет, к примеру, Радищев: “Он скитался путями проложенными, и в нечисленном богатстве природы не нашел ни малейшия былинки, которую бы не зрели лучшие его очи, не соглядел ниже грубейшия пружины в естественности, которую бы не обнаружили его предшественники… Но если Ломоносов не достиг великости в испытаниях природы, он действия великолепные ее описал слогом чистым и внятным”. Автор “Путешествия из Петербурга в Москву” сам не был сведущ в естественных науках, но он повторял общее мнение, восходящее, вероятно, к некоторым коллегам Ломоносова по академии. С другой стороны, в советское время (начиная с 1940-х годов) Ломоносов был провозглашен одним из величайших естествоиспытателей в мировой истории. Однако эта слава почему-то ограничивалась пределами России.
Причины таких противоречий, в общем, понятны. Во-первых, людей, способных оценить стихотворение, во все времена гораздо больше, чем тех, кто может самостоятельно разобраться в актуальном сочинении по теории растворов или по атмосферному электричеству. Поэтому субъективный фактор сказывается здесь гораздо сильнее. Разумеется, по прошествии времени положение меняется – сегодня для понимания естественно-научных трудов Ломоносова, в общем, достаточно знаний в пределах школьной программы. Но многие ли будут для собственного удовольствия читать химические или физические труды двухсотлетней давности?
Во-вторых, история естественных наук как самостоятельная дисциплина сформировалась лишь в конце XIX века. Кроме того, чтобы оценить значение иных открытий или теорий, требуется иногда очень длительный срок. Наконец, как правило, одно и то же открытие делается одновременно несколькими учеными в разных странах[103]. Проблема приоритета в таких случаях в каждой стране решается обычно исходя из патриотических соображений.
Как же сам Ломоносов оценивал свои научные заслуги? Точнее – какие именно из своих работ он считал имеющими универсальную ценность?
За год до смерти уже тяжело болевший ученый подвел итог своей деятельности во всех областях. Отдельно был составлен (по-латыни) “Список важнейших открытий, которыми постарался обогатить естественные науки Михайло Ломоносов…”. В этом списке девять пунктов.
Во-первых, Ломоносов ставит себе в заслугу труд “Размышления о причинах теплоты и холода”, “где доказывается, что сила теплоты и разное напряжение ее происходят от вращательного движения собственной материи тел, различно ускоряемого, а холод объясняется замедленным движением частичек… и устраняются смутные домыслы о некоей бродячей, беззаконно скитающейся тепловой материи”.
Второй пункт – диссертация “О причине упругости воздуха”, в которой автор приходит “к механическому объяснению причин упругости… согласованному во всех своих выводах с нашей теорией теплоты”.
Третья заслуга Ломоносова – “основанная на химических опытах и физических началах теория растворов”, которая есть “первый пример и образец для основания истинной физической химии”.
Затем ученый переходит к своим работам в области металлургии. “В физической республике[104] не было ясного представления о явлениях, производимых природой в царстве минеральном, в недрах земли… пока упомянутый господин Ломоносов, вооружившись физикой и геометрией, в диссертации «О светлости металлов» («Новые комментарии», том I) и «Слове о рождении металлов от трясения земли» ‹…› не показал, как далеко можно продвинуться таким путем в раскрытии и основательном изучении подземных тайн”.
Дальше – работы по изучению электричества, “где на основании ‹…› опускания верхней атмосферы в нижнюю даются вполне приемлемые (если не угодно назвать их несомненными) объяснения внезапных холодов, сил молний, северных сияний, хвостов великолепных комет”.
Шестое свое достижение Ломоносов видит в том, что в “Слове о происхождении света цветов…” “показывается, сколь прочно и правильно несравненными мужами Картезием и Мариоттом установлена теория света и числа цветов”. Но Ломоносов не только нашел новые аргументы в пользу чужой теории: им также “предлагается новая элементарная система и вводится новое, доселе неизвестное свойство первичных элементов, обозначаемое названием «совмещение»”.
Дальше идут три пункта, относящиеся к одной работе – “Рассуждение о большей точности морского пути”. По собственному убеждению, Ломоносов с помощью изобретенных им и описанных в этой работе приборов доказал, что центр земной тяжести изменчив и его изменения “приблизительно соответствуют лунным движениям”, что сила тяжести на земле также непостоянна и что “изменение высоты обычного барометра зависит не только от различного давления атмосферы”.
Какие из этих открытий подлинные, в каких случаях Ломоносов был прав лишь отчасти, в каких – лишь дублировал чужие работы, в каких – шел по ошибочному пути? И какие свои важные, с нынешней точки зрения, открытия он забыл упомянуть? Что думают об этом в наши дни беспристрастные историки науки?
2Суть всей ученой работы Ломоносова в 1741–1744 годы, особенно интенсивной в те месяцы, когда он находился под арестом, – в попытке создать совершенно новую, физическую, или “математическую”, химию. Вслед за Робертом Бойлем и своим учителем Христианом Вольфом Ломоносов пытается выстроить науку о веществе на основе корпускулярной теории, при этом введя в нее те законы и принципы, которые уже были в то время известны математикам и механикам. Работа эта носила по необходимости чисто теоретический характер.
В “Элементах математической химии” (1741) и нескольких работах, созданных два года спустя, незаконченных и оставшихся в рукописи (“Опыт теории о нечувствительных частицах тел”, “О составляющих физические тела нечувствительных частицах” и др.), Ломоносов пытается систематически описать сложившуюся у него “картину мира” – мира физических явлений. Картина эта довольно проста: все тела состоят из “собственной” и “посторонней” материи. Собственная материя – это несметное множество “мельчайших нечувствительных частиц”, которые тоже суть тела: они имеют протяженность, непроницаемы, обладают силой инерции и вообще действуют по законам механики. Между этими нечувствительными частицами находится “посторонняя материя”, которая частью связана силой инерции частиц, частью свободно “струится через промежутки в теле”. Все свойства тел и их изменение объясняются соединением, разделением, перемещением и т. д. нечувствительных частиц. Тела бывают “однородные” (состоящие из частиц одного вида) и “разнородные”.
Все это вполне соответствует характерным для XVIII века, “столетья безумна и мудра”, как позднее назвал его Радищев, представлениям о мире как об отлично слаженной, раз и навсегда заведенной машинке. Ключом к мирозданию тогдашним мыслителям казалась механика, как мыслителям XX века – языкознание и психология.
Как мы уже отмечали, атомистика сама по себе – не изобретение XVIII столетия: она восходит к Демокриту и Лукрецию. Уже современник и соперник Декарта Пьер Гассенди ввел в своем посмертно опубликованном сочинении “Syntagma philosophicum” (1658) термин “молекула”. Таким образом, французский философ называл соединения атомов, складывающиеся из них, “как слова из букв”. Бойль и вслед за ним Ломоносов предпочитали говорить о простых и сложных корпускулах, но в целом у них было вполне отчетливое представление об атомно-молекулярном строении вещества. Оставалось два дискуссионных вопроса. Во-первых, являются ли атомы математической абстракцией, содержащими в себе весь мир лейбницевскими монадами – или просто мельчайшими частицами материи, обладающими весом и заполняющими пространство (Ломоносов, как мы видим, твердо стоял на последней точке зрения). Во-вторых, существует ли между атомами ничем не заполненная пустота. Вслед Декарту Ломоносов считал, что “природа не терпит пустот”, но, в отличие от него, не верил в бесконечную делимость корпускул. Поэтому его концепция нуждалась в идее межатомной “посторонней жидкости”, чья структура оставалась непроясненной.
Первые работы Ломоносова были написаны вольфовским “математическим методом”. Это устраивало молодого ученого, поскольку эти труды писались, вероятно, в первую очередь для себя, с целью систематизации своих фундаментальных представлений. Впоследствии он возвращался к мысли о создании цельной “системы