Шрифт:
Закладка:
Виталий последовал ее совету и написал в Тихвин. И, когда он уже ни на что не надеялся, из Тихвина пришло письмо о том, что они нашли нужную ему книгу. Он приехал туда рано утром в холодном плацкартном вагоне, дождался открытия ЗАГСа и был вознагражден: в актовой записи было написано о том, что его дед похоронен на Волковом131 кладбище Ленинграда.
В кладбищенской конторе ему сказали, что довоенные записи утрачены, заброшенных могил много – искать придется долго. Они назвали номера участков, где проводились захоронения в 1938 году. Виталий обходил могилу за могилой, его уже тошнило от крестов и кладбищенских плит. И, наконец, он нашел свою, особенно дорогую ему могилу, где были похоронены его дед, бабушка и мать. Он вернулся домой потерянным и опустошенным и рассказал Глафире Фирсовне о своих грустных поисках.
– На все Божья воля, сыночек, – ответила она. – Какой ты молодец, что нашел их. Иди, помолись в храме за упокой, у Бога мертвых нет. Но раз могила общая, значит, их похоронил твой отец! Может быть, он жив? Ты должен его искать.
Ленинград 1968 – 1969 годы
Виталий учился ровно и ничем не выделялся среди сокурсников. Идти по стопам отца и становиться ученым он не хотел. На кафедре биохимии создали группу по подготовке фармацевтов, и Виталий после третьего курса выбрал эту специализацию. Он увлекся производством препаратов на основе лекарственного растительного сырья. Его заинтересовала история фитотерапии132, он изучил материалы китайского трактата о лекарственных средствах императора Шэнь-нуна и справочник по траволечению времен Ивана Грозного. Летом он выезжал на север Ленинградской области и в Карелию, где собирал и изучал лекарственные растения. Широко распространенные растения, такие как подорожник, бессмертник, крапива и другие, он сдавал в аптеку и получал за них деньги.
Он изучил как одобренные врачами травы, так и народно-лекарственные растения. Он собирал корни, клубни, листья, цветы, травы и ягоды. К концу пятого курса в его квартире хранилось большое количество фитопрепаратов, которые он тщательно сушил, молол и засыпал в пузырьки от лекарств или холщовые мешочки. Виталий аккуратно вел карточки со сведениями о препаратах, где указывал название, год и место сбора. Он готовил травяные отвары и испытывал их на себе.
Глафира Фирсовна заинтересовалась его работами и стала пить травяные чаи его изготовления, а потом и вовсе отказалась от лекарств и лечилась только травами Виталия. Она рассказывала о чудодейственных травах своим подругам, и заработало сарафанное радио. Виталий готовил сборы, а Глафира Фирсовна обменивала их на продукты или услуги. Она изучила наиболее популярные фитопрепараты, их дозировку и правила применения и стала делать простые травяные смеси сама.
– Мы с тобой, сыночек, не будем брать с людей деньги. В нашем государстве это не принято. Но вовсе отказываться от благодарности – тоже грех. Соседка вчера принесла баночку меда, а дочь моей подруги – модную рубашку для тебя.
– А какой сбор вы ей дали?
– От геморроя, милок. Ее дочь недавно родила, так ей от геморроя в поликлинике ничего не предложили, кроме слабительного. А твой отвар в самый раз: поделала две недели травяные клизмы, как я ее научила, и вылечилась.
– А бедным вы помогаете? Иногда они ничего не могут дать.
– А как же, сыночек. Я православная, в Господа Бога верю и помочь бескорыстно бедным я всегда рада.
После этих разговоров Виталий улыбался и думал, что Глафира Фирсовна с ее талантом предпринимательства и коммуникабельности могла бы далеко пойти. «Как жаль, что мы не можем официально открыть свою аптеку лекарственных трав и зарабатывать этим на жизнь, – думал Виталий. – И в какой тесноте мы живем в этой коммуналке. Вот если бы в нашем распоряжении была вся квартира, как когда-то у моего отца! Как это было бы хорошо!»
Виталий задумывался о будущей жизни и решил, что у него нет никаких перспектив в Ленинграде. Во-первых, он не планирует вступать в партию по идеологическим причинам, а значит, сделать карьеру проблематично. Во-вторых, он не хочет заниматься наукой, потому что его любимая фитотерапия в СССР была на грани и скорее относилась к лженауке. И, наконец, он хотел посмотреть мир, хотя бы путешествуя по необъятным просторам Союза. Но он никак не хотел терять свою комнату в Ленинграде, потому что если бы он поехал в другой город, то с ленинградской пропиской, а следовательно, и с квартирой, по советским законам, нужно было расстаться. И он решил завербоваться на Север.
В Советском Союзе поощряли специалистов, работающих за Полярным кругом. Существовала целая система льгот, которая включала предоставление квартир, целевые вклады в сберегательной кассе с повышенным процентом, оплату проезда, а главное – северную надбавку к заработной плате, которая позволяла получать в три раза больше, чем за такую же работу в средней полосе.
Он долго выбирал регион и решил поехать в Мурманск. Доводом было то, что город расположен за Северным полярным кругом на побережье Кольского залива Баренцева моря и, благодаря Гольфстриму133, морской порт в городе не замерзает зимой. В городе располагался Мурманский морской биологический институт, который занимался исследованиями биологии и океанологии северных морей, и Виталий мог там работать по специальности.
Для работы в мурманском институте требовалось заполнить специальную анкету на форму допуска к секретным сведениям, и перед Виталием встал вопрос, что написать об отце. Впервые за время учебы в университете он решил обратиться в отдел кадров и рассказать, что он сын Красицкого Владимира Витальевича, который ранее работал доцентом на биологическом факультете. Он надеялся, что ему предоставят доступ к личному делу отца и он сможет узнать что-то о его судьбе.
Уставший от жизни кадровик пронзил Виталия глазами и сказал:
– Я вашего отца помню, мы были вместе в эвакуации. Он был выдающимся ученым и талантливым преподавателем.
– Мне очень приятно это услышать. Я ничего о нем не знаю, может быть, вы покажете мне его личное дело.
– А что конкретно вы хотите узнать? Ведь вы выросли в детском доме?
– Да, моя мама умерла в 1950-м году,
