Соня готовилась, мысленно подбирала фразы, чтобы её отказ звучал неоспоримо и веско. Ей не нужен надзор! Тем более такой, от которого убежать хочется в объятия к маньяку. Увидев Марка, открыла рот, но с удивлением осознала, что не хочет произносить заготовленные слова. Он ведь действительно может уйти.

Марк обошел Соню, снял куртку с вешалки и небрежно встряхнул. Из кармана выпала пачка сигарет, чуть проехав по скользкому полу, остановилась у ног Сони. Она наклонилась и брезгливо взяла ее двумя пальцами.

– Твои, кажется.

Марк поднял взгляд и неуверенно покачал головой.

Соня удивилась и сделала шаг вперед, мельком обратила внимание, что он смотрит не на нее, а чуть в сторону. Всунула пачку в его руку и повторила.

– Ты такие курил, ну и выпали из твоего кармана, точно не из моего.

– Марк! – раздалось прямо за Сониной спиной.

Она невольно присела, вжала голову в плечи и только потом обернулась. Сзади стоял тренер Марка и смотрел на пачку сигарет с нескрываемым отвращением.

– Это как понимать? Ты куришь?

Соня увидела откровенное разочарование в глазах Палыча, обиду и недоумение. Марк нахмурился, спрятал злополучную пачку сигарет в карман.

– Это больше не повторится.

– Не понимаю, – тренер все еще не мог отойти от шока, – от кого от кого, но от тебя не ожидал.

Соня отошла в сторону, сжала руками воротник куртки и неуверенно заступилась:

– Это мои сигареты.

– Не надо, не прикрывай его, – Палыч снова обернулся к Марку, – потом поговорим, ты меня… разочаровал. Какая безответственность, глупость и слабохарактерность. Не ожидал, – закончил он почти шепотом.

Соня хотела вмешаться, но, увидев лицо Марка, решила промолчать. Он не собирался оправдаться, явно чувствовал за собой вину. Тренер неоднократно поднимал тему вредных привычек, ничто не сердило его больше, чем курение – контрольный выстрел в хребет спортивной карьеры. Они боролись за сотые секунды в беге, за сантиметры в прыжках, Палыч отслеживал биоритмы, распланировал годичные и олимпийские циклы, а Марк просто наплевал на все его старания, на собственные надежды и будущее.

Палыч ушел, Марк простоял еще несколько секунд в оцепенении и, схватив Соню за руку, выволок из комплекса. Шёл быстро, не оглядываясь, даже про наушники забыл. Разрезал поток снегопада, целеустремленно, двигаясь вперед.

Соня не вырывалась и жмурилась от летящих в глаза клейких снежинок, но на тротуаре резко встала и дернула Марка за руку.

– Да остановись ты уже! Я-то при чем? Что ты на меня так взъелся? Я тебе, что ли, сигареты покупала?

Марк развернулся, оглядел Соню с ног до головы, перевел взгляд на сцепленные руки, будто только сейчас заметил, что их пальцы переплелись. Ослабив хватку, выпустил Сонину ладонь.

– При чем тут сигареты?

– А в чем тогда дело?

Марк снова двинулся вперед.

– Лучше молчи, Соня. Так ты выглядишь приятнее.

Соня догнала его и сердито дёрнула за рукав.

– Что?

Марк развернулся, стёр с лица растаявшие снежинки.

– То. Я был на представлении у кондитерской. И твое неумелое лицедейство под названием «я не знаю Надю» тоже видел.

Соня горько усмехнулась.

– Ах вот оно что! А я никогда не говорила, что Надя – моя подруга. Она сама так решила. Так что это не мои проблемы, – намеренно грубо выкрикнула Соня.

Марк отшатнулся.

– Ну конечно. Кайла. Не могу понять, почему я каждый раз пытаюсь найти тебе оправдание? Хочу думать о тебе лучше, чем ты есть, ищу в тебе хоть что-то человеческое? Почему?

Соня вскинула подбородок, невольно выпрямилась.

– Не нужно искать мне оправданий. Я такая, какая есть. Надменная и циничная. Да, я придаю значение деньгам и положению в обществе, внешнему виду и стоимости одежды. Я такая!

Её понесло и остановиться она уже не могла. Ей было стыдно. Жутко стыдно, что дружбу с Надей она считает унизительной, позорной, что неопрятная Монашка вызывает в ней чувство брезгливости, а стойкий Бублик – жалости. Стыдно за эти эмоции, впервые обнаруженные в себе так ясно и четко. Она такая. И если его что-то не устраивает, пусть катится ко всем чертям, она ему в друзья не навязывалась. Без него было гораздо проще и спокойнее. Не было этой какофонии чувств и болезненной зависимости от его мнения. Она точно знала, кто она такая и чего достойна.

Марк тряхнул головой, снова стер с лица налипший снег и посмотрел на Соню в упор. Она прекрасно понимала, что значит такой взгляд, давно научилась распознавать влечение и симпатию, но, кроме них, в его глазах таилось еще что-то другое, гораздо более яркое и насыщенное – презрение. Оно плавало на поверхности, как масляное пятно, и расползалось все шире, перекрывая собой другие эмоции. Марк презирал Соню и самого себя, за то, что его к ней так неудержимо тянет.

Соня снова пошла вперед. Не оглядываясь, бросила:

– Не нужно меня провожать. Просто уйди.

Марк сжал кулаки и снова ее догнал.

– Думаешь, я хочу? Я обещал физруку и твоей маме, что с тобой ничего не случится.

Соня остановилась, резко развернулась и толкнула Марка в грудь. Он зашатался. Явно не ожидал от нее нападения, едва не упал в раскисший снег. Соня приблизилась к нему почти вплотную, снова разглядела побледневшие веснушки.

– Будешь предъявлять мне претензии, когда сам себе ответишь на вопрос: почему ты с Олесей? Ты же ее терпеть не можешь? Морщишься, когда она к тебе прикасается, снисходительно позволяешь себя целовать. И кто еще из нас лжец?

Марк застыл.

– А Сергей?

– Что Сергей? Он мне действительно нравится, и мне не нужно строить из себя великомученицу, я именно там, где хочу быть, и с тем, кого выбрала, – Соня натянула капюшон и отвернулась, – последний раз говорю: не провожай меня, поверь, любой маньяк мне сейчас предпочтительнее, чем ты.

Марк невесело усмехнулся.

– Хотел бы я посмотреть, как ты будешь выносить ему мозг за то, что он тебя неправильно насилует.

– Значит, нет? – подытожила Соня.

– Нет.

Больше они не заговорили, а на следующий день шли с тренировки оба в наушниках. Отгораживались друг от друга, заполняли музыкой удушливую тишину, повисшую между ними, как туманная радиоактивная взвесь.

6 глава. Оранжевый февраль

Зарницей оранжевой слепит глаза,

Морковно-лососевая органза,

Коралловый всплеск,

Мандариновый блеск,

Радости солнечные паруса.

Тимур рассказывал стихотворение уже в восьмой раз. Стоял посередине гостиной, важный, серьёзный, и читал строчки с непробиваемым безразличием, выдавая слова размеренно и четко, словно бездушный автомат сдачу.

Сегодня