– Эй, бой – крикнул Грабинский, подходя к дверям.

Вошел китаец и спросил: – чего надо?

– Пойди скажи конторщику, чтобы через час пришли сюда все рядчики: И тай, Ван-сы-кай, Лиу-хай и Сун!..

Бой стремглав выбежал на двор.

Евгения Степановна, после обморока и чрезвычайного нервного напряжения, находилась в состоянии душевной усталости и апатии, и, казалось, взор ее без мысли блуждал по окружающим предметам. Муж не отходил от нее, целовал ее холодные белые руки и ободрял, говоря: «Ничего, ничего, Женя! Все, что ни делается – к лучшему! Скоро увидишь Юрочку и тогда уже не расстанешься с ним!» – на что молодая женщина только качала безнадежно головой и губы ее складывались в страдальческую улыбку.

Менее, чем через час опять появился бой и доложил, что пришли рядчики.

– Позови их сюда, – сказал Грабинский.

Один за другим вошли в комнату китайцы.

Подойдя поочередно ко всем и поздоровавшись, они чинно расселись на стулья, закурили предложенные хозяином папиросы и ждали, когда с ними заговорят.

Все трое были уже пожилые люди, с проседью в черных косах, с желтыми морщинистыми лицами, как у мумий, хитрые глаза их бегали и, казалось, ощупывали того, на кого смотрели.

– Как вы знаете, – начал свою речь Белозеров – у управляющего похитили маленького сына. Подозрение падает на Ван-фа-тина. Силой возвратить мальчика невозможно, но Станислав Викторович дает большую награду тому, кто освободит ему сына, или даже укажет, где он находится! Сколько ты назначил награды? – обратился он к Грабинскому, слушавшему внимательно речь своего друга.

– Я дам все, что имею! Дам тысячу, две тысячи рублей! Лишь-бы ребенок вернулся к нам! Я готов отдать свою жизнь!

– Нет, нет! Ты не не горячись! Назначь точно и определенно сумму, это будет действительнее всех обещаний и ценнее, в данном случае, твоей жизни! – ответил Белозеров и продолжал:

– Вас всех призвали сюда для того, чтобы вы объявили своим китайцам о том, что управляющий концессией дает за своего сына, уведенного Ван-Фа-тином, тысячу рублей тому, кто доставит ему ребенка или за то, что сообщит, где он находится. Кроме того, всякому кто будет способствовать розыскам, будет выдана денежная награда! Поняли?

– Хо! хо! Хо! – проговорили китайцы, закивав головами, – мы сделаем все, что от нас зависит! Господин Грабинский был добр к нам и мы любим его и семью его и постараемся возвратить ему сына!..

Поговорив еще о подробностях похищения, китайцы поднялись, распрощались с Грабинским и Белозеровым и вышли из столовой. Белозеров вышел вслед за ними, торопясь на паровоз, поджидавший его и пыхтевший во главе нагруженного состава вагонов.

Вскоре ночную тишину прорезал резкий свист машины и, громыхая на стыках рельс, запоздавший поезд тронулся вперед, ускоряя ход.

Через несколько минут замерли вдалеке эти звуки и ночная тишина, нарушаемая только криками козодоев и протяжными ударами гонга сторожей китайцев, окутали молчаливую концессию, окрестные величавые горы и темные леса.

В окнах столовой дома управляющего погасли огни и только одинокий огонек долго еще мерцал в спальной супругов Грабинских. Нескончаемые разговоры вели они между собой, вспоминая своего ненаглядного, дорогого сына; плакали вместе; вместе молились Всемогущему Творцу Вселенной о спасении милого Юрочки; вместе надеялись, стараясь ободрить друг друга. Сон бежал от них и только утром, когда золотистый луч солнца ворвался в комнату, забылись они, разбитые нравственно и физически, тяжелым тревожным сном.

V. Тайга шумит

Перейдя речку вброд в полуверсте от завода, Иван углубился в чащу и здесь положил свою ношу на землю. Мальчик все еще нe приходил в себя и лежал на траве, как мертвый. Зачерпнув воды в речке, Иван стал поливать голову и мочить грудь ребенка. Понемногу сознание вернулось к последнему и он открыл свои большие голубые глаза.

– Мама! Мамочка! Где ты! – тихо пролепетал он со страхом и недоумением рассматривая неприветливое, грязное лицо Ивана, наклонившееся над ним.

– Ш-ш-ш! Не кричи! А то я тебе розги дам! – прошептал беглый, подавая мальчику напиться из грязной эмалированной кружки.

– Мама твоя далеко и не услышит тебя! – продолжал он вытирая мокрое лицо и волосы Юрочки, – а если ты будешь умником и послушным, я отведу тебя опять к маме и папе! Ну а теперь вставай и пойдем! Нести тебя тяжело! Видишь какой ты большой да гладкий! – сказав это, Иван закинул мешок с провизией за плечи, взял Юрочку за руку и повел его вглубь темного дремучего леса.

В трудно-проходимых местах, в буреломе и зарослях, где маленькие ножки ребенка не могли справиться, Иван поднимал его, переносил через препятствия и снова ставил на землю.

Мальчик беспрекословно повиновался чужому человеку, инстинктивно чувствуя свою полную беспомощность среди этой неуютной, незнакомой обстановки страшной тайги. Молча, безропотно следовал Юрочка за Иваном, изредка прося его помочь при перелезании через камни и поваленные бурей деревья.

Опасаясь поисков и погони, Иван шел по самым диким, заросшим местам, где не ступала еще нога человека и только одни дикие звери протоптали свои извилистые едва заметные тропы.

Бедный осиротевший ребенок с ужасом прислушивался к шелесту листвы, к шуму тайги и другим неведомым звукам, поражавшим его непривычный слух.

На высоком перевале, где ветер еще сильнее шумел в вершинах таежных великанов, путники остановились. Ребенок жаловался, что у него ножки болят и Иван, скрепя сердце, соглашался передохнуть.

– Ты, может быть, есть хочешь? – обратился он к несчастному мальчику, упавшему на траву в изнеможении, – вот тебе хлеб и кусочек сала. Поешь – легче будетю Да не плачь, а то лесной дух услышит и съест тебя!.. Ничего, ничего. Вот водица с сахаром. Попей, а вечером будем раскладывать огонь. Будем варить чай. Спать ляжем на еловых постелях. Весело будет!.. – так утешал плачущего ребенка Иван и гладил по шелковистым волосам его своей жесткой преступной рукой.

– Иван! Зачем ты увел меня от мамы и папы? – спросил однажды Юрочка во время привала своего похитителя.

– Видишь-ли, малец, – подумавши ответил беглый каторжник, – это не твоего ума дело! Много будешь знать – скоро состаришься! Вот, когда увидишь маму, ты и спроси ее – зачем. Стало быть так надо!.. Ну, вставай, да и пойдем! А то медведь нас почует и разорвет! Что? Замаялся? Ну, ничего, ничего! Скоро уже придем домой к большой речке! Переночуем и гайда опять! – так рассуждая с ребенком, Иван вел его все дальше и дальше.

Лес становился все глуше и глуше. Гигантские кедры подымали свои темные кудрявые вершины к синему небу. Кое-где попадались сиротливые пихты и лиственницы. На южных склонах гор лес был привстливее