Шрифт:
Закладка:
Прочтя его, Грабинский сжал его в кулаке и, густо покраснев проговорил:
– Каков подлец! Вот негодяй! Если он осмелится придти еще сюда, я убью его как собаку! – волнение и нервная дрожь в голосе мешали ему говорить; он встал и как зверь в клетке начал ходить по комнате, стараясь успокоиться.
– Ты не волнуйся! – говорила Евгения Степановна, придавая своему голосу спокойствие и равнодушие, – ведь это бред дикого человека! Серьезного значения вся эта история не может иметь!
– Напрасно ты так думаешь – отвечал муж, останавливаясь перед женой, ты не знаешь его натуру. Это упорная, настойчивая и дикая натура! Шутить с нею нельзя! Надо принять предосторожности! Теперь от него можно ожидать всего! Имей в виду, что он ни перед чем не остановится! Одна не выходи никуда и Юрку не пускай! Тем временем для безопасности я прошу охрану на нашу концессию! Но, к сожалению, ранее недели нельзя ожидать этой охраны! Пока я вооружу всех служащих! В складе у меня есть двадцать винтовок, пока достаточно!.. А кто же тебе передал это? – обратился он к жене после некоторого раздумья.
– Письмо мне передал тот русский, который недавно нанялся к нам, кажется. Иван!
– Эй, бой! – позвал Грабинский слугу-китайца, находившегося в коридоре и прибиравшего посуду, – пойди позови сюда конюха Ивана!
Долго не возвращался бой; слышно было, как он звал его на дворе, в конюшне, у складов, но все напрасно, Ивана нигде не было.
– Ивана нет! – доложил китаец, войдя в столовую.
– Я так и знал! – произнес Грабинский и быстро вышел на двор, распорядится о розыске пропавшего человека.
Несмотря на тщательные поиски во дворе, на заводе, и в окрестностях, Ивана найти не могли, он исчез так же таинственно, как появился.
– Быть беде! – размышлял Станислав Викторович, возвращаясь с поисков, с фонарем в руках и с винтовкой за плечами. Подслушав под окном столовой разговор между мужем и женой, Иван собрал свои тряпки, захватил хлеба и соли и скрылся в темной чаще тайги.
Долго еще горел огонь у Грабинских.
Муж и жена, пережив треволнения истекшего дня, спать не могли и разговаривали до света.
Только, когда темное окно в их комнате стало светлым и на дворе запели петухи и загоготали гуси, приветствуя первые лучи восходящего солнца, Грабинский потушил лампу и сказал, обращаясь к жене:
– Ты спи сколько хочешь! А я немного полежу и буду вставать, так как к пяти часам я должен быть уже на работах в лесу! Спокойной ночи!
Проговорив это, он затянулся несколько раз папиросой и, закинув руки за голову, углубился в думы.
Невеселые были эти думы! Неизбежный рок, в виде дикаря хунхуза, разбойника с большой дороги, тяготел теперь над ним и дорогими ему существами. Но, что же делать! Надо на что нибудь решиться! Бежать отсюда, бежать поскорее, пока еще не поздно! Мрачное предчувствие грызло его сердце!
– Скорее, скорее! Покончу дела с рядчиками и увезу жену и ребенка в Харбин! Там они будут в безопасности!
Здесь пока еще нельзя работать спокойно! – с этими неотвязчивыми мыслями Грабинский встал, тихо оделся, чтобы не будить жену, и вышел из комнаты.
Солнце уже поднялось над далекими лесистыми горами и заливало свежую сырую землю и ароматную зелень лесов золотыми горячими лучами.
В вышине реяли, белея одинокими точками в синеве неба быстрокрылые голуби.
Пахло жасмином. Вдыхая полною грудью этот чистый горный воздух, Станислав Викторович залпом выпил парного молока, одним прыжком вскочил на подведенного к крыльцу иноходца, собрал в одну руку поводья, сжал упругими ногами бока его и понесся по дороге к лесу, мимо складов и лесопильного завода.
Вскоре фигура его исчезла в зеленой чаще тайги.
На опушке, навстречу ему, шел китаец, на которого Грабинский не обратил внимания, но внимательный глаз сразу узнал-бы в этом китайце переодетого русского, хотя лицо его было черно от сажи и борода сбрита. Это был Иван, направлявшийся к конторе. За плечами у него висел пустой мешок и в руках была длинная палка с крючком, какие носят здесь нищие.
IV. Похищение
– Куда это вы так спешите и неожиданно укладываетесь? – спрашивал машинист Белозеров Евгению Степановну, хлопотавшую около сундука с вещами, куда она аккуратно складывала детское, свое и мужнино белье.
– Да вот решили мы с мужем ехать в Харбин за покупками, а может быть я с Юрой останусь там на лето! – ответила Грабинская, покраснев от сознания сказанной лжи.
– Ну, барыня, вы меня старика не проведете. Разве за покупками набирают с собой столько вещей и белья чуть ли не на год! – проговорил Белозеров, присаживаясь возле на стул, – уж сознайтесь мне по хорошему, что тут произошло? Может быть поссорились с Станиславом? Так «это зло еще не так большой руки»!
– Нет, право же ничего особенного не было! Спросите самого! – ответила молодая женщина, увязывая большой тюк с подушками и одеялами.
– Мамочка! Mожно мне пойти попрощаться с лошадками и собачками? – обратился Юрочка к матери, – ведь мы сегодня едем, и может быть я никогда больше не увижу их!
– Ну иди! Только долго не ходи там! Попрощайся и назад. Да, смотри, чтобы тебя не ушибла лошадка! Не подходи близко! – притянула к себе сына Евгения Степановна и крепко поцеловала в щечку.
Получив разрешение, мальчик спрыгнул с колен матери, выбежал на двор и направился к конюшне.
В это время у дверей конюшни стоял оборванец-китаец с мешком и делал вид, что, собирает тряпки и кости.
Мальчик пробежал мимо китайца и очутился в конюшне. Вслед за ним вошел туда и китаец и, увидев ребенка, бросился к нему, зажал рот рукой и в одно мгновение ока надвинул на него мешок, перевернул вверх ногами, завязал узлом, взвалил к себе на спину и, как ни в чем не бывало, поплелся из конюшни через двор в ворота.
Ошеломленный ребенок, вследствие неожиданности, испуга и, главное, прилива крови к голове, потерял сознание.
За воротами китайца увидел бой и спросил его, что он несет; получив ответ и не подозревая в нем переодетого Ивана, бой ушел в дом.
Отсюда Иван, чтобы избежать погони, направился в кусты и заросли, затем между штабелями дров и, перейдя речку вброд, скрылся в лесу.
– Что же это Юрочка не идет так долго? – проговорила с тревогой в голосе Грабинская, выходя на крыльцо. За ней вышел и Белозеров.
– А вот я его сам извлеку
