к радикальному преобразованию армии и бюрократии, главным образом из-за растущих финансовых трудностей, стоимости войны и растущего противостояния внутри империи. Последняя возникла не столько из-за религиозного консерватизма, сколько из-за противодействия укоренившихся интересов в армии и уламе тому, что они воспринимали как угрозу своему главенствующему положению в качестве традиционной правящей элиты.

Третий реформаторский всплеск пришелся на правление Селима III (1789-1807), вновь оказавшегося под давлением неудачной войны против союза Габсбургов и Российской империи. Один из самых амбициозных реформаторов среди османских султанов, он находился под сильным влиянием событий во Франции в первые годы революции, но остроту ситуации вновь придала война с Россией 1787-1792 годов, закончившаяся Ясским мирным договором. Еще до того, как было зафиксировано поражение, он обратился к своим ближайшим советникам с предложениями о реформах. Большинство из них касалось необходимости военной реформы, причем Франция - модель того, как это нужно делать. В авангарде бюрократов-реформаторов Ахмед Ресми был интеллектуальным вдохновителем. Опытный дипломат, он был вторым помощником великого визиря на протяжении большей части Русско-турецкой войны. В его всеобъемлющем докладе о причинах поражения были указаны десять основных недостатков османской армии, включая ее организацию, тактику и снабжение. Он также был одним из самых ранних и глубоких османских аналитиков борьбы за пограничные территории. Он предупреждал об опасности чрезмерного расширения имперских владений в пограничных районах, которые невозможно легко защитить, приводя в пример Чингисхана и Сулеймана I. Он предсказывал ту же судьбу Российской империи. Сторонник разрешения споров путем переговоров, он отвергал концепцию безграничных границ Дар-аль-Ислама в пользу интеграции Османской империи в европейскую государственную систему как лучшей гарантии стабильности границ. Но его идеи оставались соломинкой на ветру, а ветер провинциальной знати все еще был сильным порывом.

Как утверждает Вирджиния Аксан, военные реформы Селима следует рассматривать в контексте "климата и артикуляции реформ в османском обществе". Новая триада имперской власти связывала эти реформы с бюрократизацией, включением новых элит в центр власти и реформированием династической и религиозной идеологии. Столкнувшись с отсутствием порядка и дисциплины среди сипахи и янычар в боевых условиях, Селим создал совершенно новые силы, известные как "Армия нового порядка". Обученная на европейский манер, имеющая независимую финансовую базу, набранная из турецких юношей из Анатолии, она должна была состоять из выпускников новых технических школ, которые он основал. Особое внимание по-прежнему уделялось развитию артиллерии. Но Селиму не хватало безжалостности Петра I. Ему не удалось сокрушить своих противников в старой армии или айанов на Балканах, которые выступали против призыва в армию нового порядка как угрозы их укоренившимся интересам, или преодолеть сопротивление улама, осуждавшего его связь с индепендентами. Его единственными союзниками были представители немусульманского населения. Были и другие проблемы: отсутствие технического словаря, облегчающего передачу технологий.

Во времена правления Селима внутренние реформы оказались втянуты в густую паутину международных отношений, образовавшуюся в результате смены альянсов в эпоху наполеоновского империализма. Селим лавировал между великими державами, попеременно вступая в союз то с англичанами, то с французами, чтобы отгородиться от русских, получить военных советников и передачу технологий. Но в конце концов он пал жертвой внутреннего восстания против его политики воинской повинности. Свергнутый в 1808 году, его реформы были отменены.

Восстание, приведшее на трон Махмуда II (1808-1839), было скреплено договором между ним и провинциальной знатью. Этот документ, который иногда называют османской магна картой, устанавливал основы публичного права в империи. Он также обязывал провинциальных нотаблей предоставлять войска для обороны империи и обеспечивал финансовые гарантии, восстанавливая систему налогового хозяйства. Соглашение освободило руки султана и его советников для возобновления процесса реформ и, что особенно важно, для отхода от традиционной формы реформ в 1826 году, впервые разрушив устоявшийся институт - янычарский корпус - вместо того, чтобы, как раньше, изменять его руководство и организацию. Он опирался на остатки расформированной армии Нового порядка, солдат, вынужденных покинуть уступленные территории, а также на "бесхозных людей" в провинциях. Прокламация обвинила янычар в том, что они загрязнены индепендентами. Затем реформаторы с помощью суннитских улама выступили против братства Бектас¸й, которое традиционно оказывало янычарам духовную поддержку. Их лидеры были казнены, а имущество конфисковано, хотя на ликвидацию янычар в приграничных провинциях потребовалось время.

Часто проводят параллель между уничтожением янычар и репрессиями Петра I против мушкетеров (стрельцов), поддерживаемых раскольниками-старообрядцами. Но были и важные различия. Османское общество было более сложным, чем московитское. Петр смог создать новую армию путем реорганизации и вестернизации правящей знати.

Он был избран в элиту, отделил церковь от государства и упразднил патриаршество как альтернативный источник власти. Не было ни мощной городской элиты, ни независимой местной знати, которые могли бы бросить ему вызов. В империи Петра население все еще было в подавляющем большинстве русским и православным, а татары-мусульмане были сосредоточены во внутренних провинциях вдали от нестабильных границ. Эти условия, благоприятствующие большей централизации, отсутствовали в Османском государстве, где немусульмане, составлявшие около половины населения, были расположены в пограничных районах.

Тем не менее, реформы Махмуда можно рассматривать как первый крупный шаг в направлении национализации империи и армии путем создания "османского абсолютизма, основанного на более строгом определении (турецкого и мусульманского) гражданства". Термин "турок" постепенно приобретал идеологическое содержание для османских правителей, особенно в армии, где он впервые начал заменять традиционное значение "провинциал" или "чудак", которое долго сохранялось за пределами военной сферы. Отчасти это стало следствием трудностей, с которыми столкнулись армейские вербовщики при наборе рекрутов из приграничных районов, где местные знатные люди контролировали свои собственные ополчения. Вместо этого им приходилось все больше полагаться на "тюркское" крестьянство Анатолии, из близлежащих к столице районов на Балканах и на кавказской границе. Отчасти это было связано и с растущей националистической агитацией среди немусульманского населения и давлением со стороны Западной Европы в поддержку прав, ранее гарантированных османским правительством. Ценность "тюркских" солдат признавали губернатор Египта Мехмед Али, проводивший масштабные экономические и военные преобразования в своей провинции, его сын Ибрагим-паша, командовавший его армией, и османские командиры в пограничных крепостях на дунайской границе, сражавшиеся с греческими повстанцами.

Два основных препятствия на пути всеобъемлющей и эффективной реконструкции османской армии и администрации отражали глубокие структурные недостатки имперского правления. Во-первых, повторился финансовый кризис, но на этот раз в форме беспрецедентного по своим масштабам увеличения расходов.241 Во-вторых, преобладание патриархальной системы, начиная с султана и распространяясь через фаворитизм и соперничество между фракциями, усилило коррупцию и интриги в правящей элите. Конечно, в бюрократию продолжали притекать новые таланты; на смену янычарам были созданы новые полки.242 Но христиан, безусловно, отталкивало название новых формирований - "Обученная победоносная мусульманская армия"