class="p1">И бояре его сказали ему: «Нам, князь, сообщили из Москвы за 15 дней до этого, но мы побоялись тебе сказать, что в вотчине великого князя близ Москвы живет монах, Сергием зовут, очень прозорливый. Тот вооружил его и дал ему пособников из своих монахов». Услышав это, князь Олег рязанский начал бояться и рассердился и разъярился на своих бояр: «Почему вы мне не сказали прежде этого. Ведь я бы послал умолить нечестивого царя, и никакого бы зла не сотворилось. Горе мне, ибо погубил я свой ум, и не я ведь один оскудел умом, но и более меня разумный Ольгерд литовский. Но ведь он исповедует закон латинский Петра Гугнивого[614], я же, окаянный, познал истинный закон божий. И чего ради совратился? И сбудется на мне реченное господом: «Если раб, зная закон господина своего, его преступит, бит будет за это много». Ныне же что сотворил? Зная закон божий, сотворителя неба и земли и всей твари, присоединился ныне к нечестивому царю, хотящему попрать закон божий! Ныне же какому плохому разумению отдал себя? Если бы я ныне помог великому князю, то он все равно не принял бы меня, ведь он знает о моей измене. Если же присоединюсь к нечестивому царю, то поистине буду, как древний гонитель на христову веру, и земля пожрет меня живым, как Святополка, не только лишен буду княжения, но и жизнь потеряю и предан буду мучению в аду. Ведь если господь за них, никто не может идти против них. Да еще эта молитва прозорливого монаха. А если ни одному из них не помогу, то после как могу прожить? И ныне я так думаю: кому из них господь поможет, к тому и присоединюсь».

Князь же Ольгерд литовский по выше сказанному совету соединил много Литвы, Варягов и Жемоти[615] и пошел на помощь Мамаю. И пришел к граду Одоеву[616], и услышал, что «великий князь собрал многое множество воинов, всю Русь и славян, и пошел к Дону против царя Мамая, а Олег испугался. И начал Ольгерд понимать бесплодность своих замыслов, по-иному думал он о своем соединении с Олегом рязанским и начал сердиться, говоря: «Если человеку не хватает своей мудрости, то напрасно он ищет чужой мудрости. Никогда ведь не было, чтобы Литва училась у Рязани! Ныне же свел меня с ума Олег, а сам еще больше погиб. Ныне останусь здесь, пока не услышу о московской победе».

В это же время услышали князь Андрей полоцкий и князь Дмитрий брянский, Ольгердовичи, что настала для великого князя Дмитрия Ивановича московского и для всего православного христианства великая печаль и забота от безбожного Мамая. Были ведь те князья ненавидимы своим отцом, князем Ольгердом, из-за их мачехи, но богом были возлюблены и приняли святое крещение[617]. Были они, как некие колосья доброплодные, подавляемые сорными травами, живя среди нечестия, не было им возможности вырастить достойный плод? И посылает князь Андрей к брату своему князю Дмитрию тайно малую грамоту, в ней же было написано: «Знаешь, брат мой возлюбленный, что отец наш отверг нас от себя, но господь бог, отец небесный, еще больше возлюбил нас и просветил нас святым крещением и дал нам закон свой, чтобы выполнить его, и освободил нас от пустой суеты и от нечистой пищи. Мы же ныне за это что воздадим богу? Но постараемся, брат, сделать подвиг добрый подвижнику Христу, начальнику христианскому. Пойдем, брат, на помощь великому князю Дмитрию московскому и всему православному христианству. Великая печаль наступает для них от поганых татар, да еще и отец наш и Олег рязанский соединились с безбожными и подняли гонение на православную веру христову. Нам, брат, подобает исполнить святое писание, говорящее: «Братья, в бедах пособивы бывайте!» Не бойся же, брат, того, что мы будем противиться отцу, как сказал евангелист Лука, уста господа нашего Исуса Христа: «Преданы будете родителями и братьею и умрете имени моего ради. Претерпевший же до конца, тот спасется». Выберемся, брат, из этого давящего нас сорняка и присоединимся к истинному плодовитому христову винограду, возделанному рукою христовою. Ныне, брат, подвизаемся не ради земной жизни, но желая небесных почестей, что господь дает творящим волю его».

Прочитал князь Дмитрий Ольгердович писание брата своего старшего и начал радоваться и плакать от радости, говоря: «Владыко, господи человеколюбец, дай же рабам твоим совершить хотение свое путем такого доброго подвига, какой показал ты брату моему старшему!» И сказал послу брата: «Скажи брату моему, князю Андрею: Я готов теперь поступать по твоему наказу, брат и господин. Сколько ни есть моего войска, то все вместе со мною, по божьему промыслу соединились они для войны с дунайскими татарами[618]. И ныне скажи брату моему: Слышал я, что пришли ко мне медокормцы из Северы[619], а рассказывают, что уже великий князь Дмитрий на Дону, там хочет ждать злых сыроядцев. И нам подобает идти в Северу и тут соединиться с ним. Надо держать путь на Северу, таким путем утаимся от отца своего, чтобы он нам постыдно не помешал».

Спустя немного времени сошлись оба брата, как желали, со всеми силами в Севере и, увидевшись, обрадовались, как некогда Иосиф с Вениамином[620], видя у себя множество людей, усердных и умелых, славных воинов. И прибыли быстро на Дон и застали великого князя Дмитрия Ивановича московского еще на этой стороне Дона, на месте под названием Березуй[621], и тут соединились.

Князь же великий Дмитрий с братом своим Владимиром возрадовались радостью великою о таковой милости божией; ведь невозможно бы и быть такому, чтобы дети своего отца оставляли и ссорились с ним, как когда-то поступили волхвы по отношению к Ироду[622], и пришли бы на помощь нам. И дарами почтив их многими, поехал своей дорогой, радуясь и веселясь о святом духе, уже от всего земного отрекшись, ожидая для себя другой, бессмертный жизни. И сказал им князь великий: «Братья мои милые, ради чего пришли вы сюда?» Они же сказали: «Господь бог послал нас к тебе на помощь». Князь же великий сказал: «Воистину вы подражатели праотца нашего Авраама, как тот быстро помог Лоту[623], и также подражатели доблестному великому князю Ярославу, как тот отомстил за кровь своих братьев».

И вскоре князь великий послал весть в Москву к преосвященному митрополиту Киприану: «Князья Ольгердовичи пришли ко мне со многими силами, а отца своего оставили». Быстро