Шрифт:
Закладка:
Уже и ночь пришла светоносного праздника рождества святой богородицы[633]. Осень тогда продолжалась, сияла еще светлыми днями. Была в ту ночь теплота великая, и было очень тихо, и появились з заморозки на траве. Поистине ведь сказал пророк: «Ночь не светла для неверных, а для верных просветленная». И сказал Дмитрий Волынец великому князю: «Хочу, государь, в эту ночь испытать свою примету». И когда уже заря померкла, глубокою ночью Дмитрий Волынец, взяв с собою одного великого князя, выехал на поле Куликово, остановился между обоих войск. Повернулся он в сторону татарского войска и слышит стук великий и клич и вопль, точно рынок собирается, точно город строят, точно гром великий гремит. Позади же татарского войска волки воют грозно. На правой стороне от татарского войска вороны каркают. И был птичий гомон великий. А на левой стороне точно горы играют — великая гроза. На реке же Непрядве гуси и лебеди плещут крыльями, возвещая необычную грозу. И сказал князь великий Дмитрию Волынцу: «Слышишь, брат, — гроза великая». И сказал Волынец: «Призывай, князь, бога на помощь». И обратился он в сторону русского войска, и была великая тихость. Волынец же сказал: «Видишь ли что-нибудь, князь?» Он же ответил: «Вижу, как полыхают многие огненные зори». И сказал Волынец: «Радуйся, государь, добрые это предзнаменования, только бога призывай и не оскудевай верою». И вновь сказал: «И другую еще попробую испытать примету». И сошел с коня и приник к земле правым ухом на долгое время. Поднялся и поник головою и вздохнул от сердца. И сказал князь великий: «Что это, брат Дмитрий?» Он же молчал и не хотел сказать ему. Князь же великий много понуждал чпо ответить. Он же сказал: «Одна примета — тебе на пользу, а другая— на скорбь. Слышал я, как земля плакала двумя голосами: одна сторона, как некая жена, горестно плакала о своих детях по-татарски, другая же сторона, как некая девица, возопила плачевным голосом, точно в какую-то свирель, очень жалостно слышать. Я же прежде многожды теми приметами испытывал исход сражений, поэтому и ныне надеюсь на милость божию: молитвою святых страстотерпцев Бориса и Глеба, сродников ваших, и прочих чудотворцев, русских поборников, жду победы над погаными татарами. А твоего христолюбивого воинства много падет, но все-таки будет твоя победа, твоя слава будет». Услышав об этом, князь великий прослезился и сказал: «Для господа бога все возможно, жизнь всех нас в его власти». И сказал Волынец: «Не подобает тебе, государь, говорить об этом в полках, вели только, чтобы каждый воин молился богу и призывал святых его угодников на помощь. А ранним утром вели им садиться на своих коней, каждому воину, и вооружаться крепко и осенять себя крестом: он ведь оружие против врагов; заатра утром они хотят встретиться с нами».
В ту же ночь некий муж, именем Фома Кацибей, разбойник, был поставлен сторожевым от великого князя на реке на Чурове, потому что был он мужественным и крепким сторожевым от поганых. И бог дал ему в ту ночь увидеть великое видение. Стоя на высоком месте, видел он великое облако, идущее с востока, точно некие полки, идущие на запад. С южной стороны пришли двое юношей, одетых в светлые одеяния, лица их сияли, как солнце, в обеих руках у них были острые мечи. И сказали они начальникам татарским: «Кто вам позволил уничтожать отечество наше, которое нам даровал господь?» И начали их убивать, всех перебили, ни один из них не спасся. Тот же Фома после того видения стал целомудренным и разумным, а о том видении утром рассказал одному великому князю. Князь же великий сказал ему: «Не говори о том, друг, никому». И подняв руки к небу, начал плакать, говоря: «Владыко, господи человеколюбец, ради молитв святых мучеников Бориса и Глеба помоги мне, как Моисею на Амалика и первому Ярославу на Святополка и прадеду моему — великому князю Александру на хваставшего короля римского[634], хотевшего разорить его отечество. Не по грехам моим воздай мне, но пролей на нас милость свою, простри на нас милосердие свое, не выдай нас на издевательство нашим врагам, чтобы не порадовались враги наши, чтобы не сказали неверные страны: «Где бог их, на которого они уповали?» Но помоги, господи, христианам, которые величают имя твое святое!»
И отпустил князь великий брата своего, князя Владимира Андреевича, вверх по Дону в дубраву, чтобы там спрятался его полк, дав ему достойных «ведомцев» своего двора, удалых витязей, крепких воинов. И с ним отпустил знаменитого своего воеводу Дмитрия Волынского и иных многих.
Настал восьмой день месяца сентября, великий праздник рождества святой богородицы. В пятницу на рассвете, на восходе солнца, в туманное утро начали христианские знамена развеваться, ратные трубы трубить. Уже русские кони оживились от трубного зова, каждый воин идет под своим знаменем. Радостно видеть стройные полки, расставленные крепким воеводою Дмитрием Боброком Волынцем. Когда же настал второй час дня, начали в обоих войсках в трубы трубить. Татарские трубы точно онемели, а русские трубы еще больше зазвучали. Войска же противников еще не видят друг друга, потому что утро туманно. В то время, братья, земля стонет, грозу великую возвещая на восток вплоть до моря, а на запад —
