Шрифт:
Закладка:
Великий же князь сел на своего лучшего коня и ездил по полкам и говорил от великой горести своего сердца, а слезы, как река, текли из его очей: «Отцы и братья мои, сражайтесь ради господа и ради святых церквей, ради веры христианской; ведь такая смерть для нас — это не смерть, но жизнь вечная. Ни о чем, братья, земном не помышляйте, не отступим, но победными венцами увенчаемся от Христа бога и Спаса душам нашим». Укрепив полки, он снова пришел под свое черное знамя[635] и сошел с коня, и сел на иного коня, и снял с себя царскую одежду, и надел другую. Своего же коня дает Михаилу Андреевичу Бренку и ту одежду возложил на него, потому что он любил Бренка чрезвычайно, и то черное знамя велел своему оруженосцу возить над ним. Под тем знаменем Бренк и убит был за великого князя.
Князь же великий стал на месте своем и вынул живоносный крест[636], на котором были изображены страдания Христовы, в кресте том было и живоносное древо, и восплакался горько и сказал: «На тебя надеемся, живоносный господень крест, ведь ты явился греческому царю Константину, когда он был на войне против нечестивых, и чудным твоим образом победил их. Не могут поганые, нечестивые татары противостоять твоему образу. Так, господи, покажи милость свою на рабе твоем!»
В то же время пришел к нему посол с книгами от преподобного старца игумена Сергия. В книгах же было написано: «Великому князю и всем русским князьям и всему православному войску мир и благословение!» Князь же великий, выслушав писание преподобного старца, поцеловал гонца его и тем писанием утвердился, как некими крепкими бронями. Еще дал ему посланный от старца игумена Сергия хлебец пречистой богородицы. Князь же великий съел святой хлебец, простер руки свои и громко воскликнул: «О великое имя всесвятой троицы, о пресвятая госпожа богородица, помогай нам молитвами преподобного игумена Сергия, Христе боже, помилуй и спаси души наши».
И сел на своего боевого коня, и взял копье свое и палицу железную, и выехал из полка, захотел прежде всех сам биться с погаными от великой горести своей души, за свою великую обиду и за святые церкви и за веру христианскую. Многие же русские богатыри удерживали его, запрещали ему, говоря: «Не подобает тебе, великому князю, самому впереди войска биться, тебе подобает стоять в особом месте и на нас смотреть, а нам подобает биться и свое мужество и храбрость показать перед тобою. Если тебя господь спасет милостью своею, ты будешь знать, кого и чем одарить. Мы же готовы в этот день свои головы положить за тебя, государя, и за святые церкви и за православное христианство. Тебе подобает, великому князю, память сотворить своим рабам, сколько кто ее заслужит своею головою, как царь Леонтий сотворил Феодору Тирону[637], написать нас в. соборные синодики для памяти русским сынам, которые после нас будут. Если тебя одного потеряем, то от кого будем ждать, кто об нас память сотворит? Если все спасемся, а тебя одного потеряем, то какой будет у нас успех? И мы будем, как стадо овечье, не имеющее пастуха, пасущееся по пустыни; и нападут дикие волки и разгонят их, и разбежатся овцы, кто куда. Тебе, государю, подобает себя спасти и нас». Князь же великий прослезился и сказал: «Братья мои милые, русские сыны, не могу я ответить на вашу добрую речь, но только хвалю вас, вы ведь воистину добрые рабы божии. Знаете о мучении христова страстотерпца Арефы? Когда он был мучен и велел царь его вести на площадь и казнить мечом, так добрые его друзья один за другим спешат, каждый из них кладет свою голову, под меч палача за Арефу, своего воеводу, смотря на это, как на почесть, как на победу свою. Арефа же воевода сказал своим воинам: «Знайте, братья мои, не я ли выше вас имел почести у земного царя, получал земную честь и дары. И ныне подобает мне идти первому к небесному царю, и моя голова должна быть отсечена раньше и увенчана мученичеством». И подошел мечник и отсек ему голову, а после уже отсек головы и его воинам. Так и я, братья. Кто больше меня среди русских сынов был почтен и беспрестанные дары принимал от господа? А ныне злое пришло на меня, ужели не могу вытерпеть! Ведь из-за меня одного все это случилось. Не могу видеть вас, побеждаемых, не могу этого терпеть, хочу с вами ту же общую чашу испить и тою же смертью умереть за святую веру христианскую! Если же умру, то с вами, если спасусь, то с вами!»
Уже, братья, в то время ведут полки: передовой полк ведет князь Дмитрий Всеволодович, да брат его, князь Владимир Всеволодович, а справа ведет полк Микула Васильевич с коломенцами, а слева ведет полк Тимофей Волуевич с костромичами. Многие полки поганых бредут с обеих сторон, от множества войска нет им места, где расступиться. Безбожный же царь Мамай выехал на высокое место с тремя князьями видеть человеческое кровопролитие.
Уже близко сходятся сильные полки, выехал злой печенег из великого полку татарского, показывая свое мужество перед всеми. Подобен он был древнему Голиафу[638]: пять сажен высота его, а трех сажен ширина его. Увидев его, старец Александр Пересвет, который был в полку Владимира Всеволодовича, выехал из полка и сказал: «Этот человек ищет равного себе, я хочу встретиться с ним». Был на голове Пересвета шлем архангельского образа[639], вооружен он схимою по повелению игумена Сергия. И сказал: «Отцы и братья, простите меня грешного. Брат Андрей Ослабя, моли бога за меня, сыну моему Иакову мир и благословение». Бросился он на печенега, говоря: «Игумен Сергий, помогай мне молитвою». Печенег же устремился против него. Христиане же все воскликнули: «Боже, помоги рабу своему!» И ударились крепко копьями, едва земля не проломилась под ними. И упали оба с коней на землю и скончались.
Когда князь великий увидел, что настал третий час дня, он сказал: «Вот уже гости наши приблизились и ведут между собою поведеную, первые уже испили и веселы стали и уснули. Пришло время и час пришел каждому свою храбрость показать». И подхлестнул каждый воин своего коня и воскликнули единогласно: «С нами бог!» И
