были его собственной костью и кровью. Он знал их всех. Он тренировался с ними, руководил ими, наблюдал, как они объединили харграмцев и навахкан, градани и сотойи, забыв столетия ненависти и кровопролития, чтобы стать единым целым на службе богу битвы, и теперь наблюдал, как они истекают кровью и умирают, пока он ждал. Где-то на задворках своего сознания, за певучей тишиной дисциплины и сосредоточенной целью защитника Томанака, он помнил высокомерного молодого человека, который испытывал бы только презрение к "варвару" градани и немного больше уважения к сотойи. Этот молодой человек был далеко от этого дня и места, и даже когда он чувствовал, как его товарищи по мечу истекают кровью и умирают рядом с ним, он был благодарен за каждый шаг путешествия, которое привело его сюда, на место этого молодого человека. Здесь, чтобы противостоять врагу, для встречи с которым он был рожден.

<Красивая игрушка>, прогрохотал голос в тишине внутри него, <но сталь достаточно прочна, несмотря на всю причудливую работу.>

Несмотря на бойню вокруг него, несмотря на окутанную огнем фигуру, шагающую к нему, несмотря даже на смерти, которые претерпел Орден, Вейжон улыбнулся в своем шлеме с открытым лицом, когда слова из давнего дня потекли через него.

- Во всяком случае, я пытался, - сказал он Томанаку и услышал тихий одобрительный смешок.

<Да, мой меч, ты пытался. Базел был прав насчет тебя, и я тоже. Ты готов, Вейжон?>

- Готов, - спокойно сказал он.

<Значит, вместе.>

Вейжон почувствовал, как могучая рука легла на его правое плечо. Его разум и сердце потянулись к этой руке в ответ, и оболочка сверкающего голубого света скользнула по его собственной правой руке. Она скользнула вдоль древка его копья, собираясь в сверкающий ореол вокруг лезвия в форме листа, и он глубоко вздохнул.

- Сейчас, Хартанг! - крикнул он, его голос прорезал оглушительный шум так же чисто, как меч, затененный и разносимый эхом собственного голоса Бога войны, и Хартанг Марагсон услышал его.

- Открыть! - взревел Хартанг, и острие клина, причина, по которой Орден атаковал клином, нацеленным прямо на Зурака, открылось. Воины с топорами в доспехах, которые формировали его, те, кто выжил, мгновенно расступились, и горстка упырей между ними и Зураком оказалась лицом к лицу с чем-то еще более ужасающим, чем топоры Конокрадов.

- Томанак!

Боевой клич Вейжона из Харграма прозвучал как труба, и его конь рванулся вперед.

Этот конь был подарком Теллиана из Балтара, и любой князь заплатил бы целое состояние, чтобы завладеть им. И все же это был не "скакун", и даже "скакун" никак не мог развить полную скорость на таком маленьком пространстве. Просто не хватало расстояния.

Это не имело значения. Каким-то образом, каким-то образом те, кто видел, как это произошло, знали, что даже тогда они никогда не смогут описать даже самим себе, боевой конь Вейжона одним прыжком перешел с места на полный галоп, и сверкающий наконечник его копья пронесся перед ним.

Рваный заслон из упырей между ним и Зураком отскочил в сторону, отчаянно пытаясь избежать приближающегося к ним лазурного призрака. Горстка была слишком медленной; ореол голубой молнии, потрескивающей вокруг наконечника копья Вейжона, коснулся их, и они дернулись, оцепенев, беззвучно открыв рты в криках, которые они не успели издать, прежде чем взорвались облаками пепла.

Затем они исчезли, и глаза Зурака вспыхнули зеленым и багровым сквозь бурлящую завесу смертельного огня, когда он взревел от голода и бросился навстречу своему врагу.

Они встретились во вспышке яркого, чистого голубого света и болезненной зелени разложения, и десятки существ были сбиты с ног тихим сотрясением этого столкновения. Сверкающий наконечник копья пролетел мимо протянутых рук Зурака. Копье ударило в него, и он закричал в большей агонии, чем когда-либо испытывал. Очищающий свет Томанака вырвался из него наружу, разрывая его, поглощая его. Он был жестче и намного, намного могущественнее, чем упыри, которые были уничтожены легчайшим прикосновением этого ореола, но его горящие глаза недоверчиво выпучились, когда он почувствовал, что распадается, превращаясь в ничто, когда это всепожирающее пламя пронзило его насквозь.

Он снова закричал, но даже в муках его разум был яснее, чем у Кимажа. Он ударил обоими мечами и обоими топорами не по Вейжону, а по древку копья Вейжона. Багрово-зеленый огонь окутал все его оружие, когда оно с грохотом обрушилось вниз, и новая вспышка света вырвалась наружу, когда древко копья разлетелось вдребезги.

Голубой вулкан, разрушающий само существо Зурака, исчез. Он был ранен, ранен более ужасно, чем он когда-либо мог себе представить, но он торжествующе взвыл, выбивая оружие из рук своего врага. Он снова выпрямился, вздымая и поднимая свое собственное оружие еще раз... готовый на этот раз нанести удар прямо по своему врагу. Без огня этого ужасающего копья ни один смертный не смог бы выстоять против него, и как только этот ненавистный защитник исчезнет, он прорвется сквозь ряды пехоты и кавалерии, чтобы атаковать Базела и Уолшарно сзади, в то время как Аншакар нападет на них спереди. И как только это произошло, Вейжон ни секунды не колебался. Он уронил свое раздробленное копье и впервые в жизни сделал то, что, как он десятки раз видел, делал Базел.

- Иди ко мне! - прогремел он, и его длинный меч материализовался в его пустой руке, когда он намеренно бросился прямо в объятия Зурака.

Он нырнул под стремительные мечи в верхней паре рук дьявола, когда его боевой конь упал, даже не взвизгнув, под жестоким, режущим ударом боевых топоров Зурака. Но удар был нанесен слишком поздно. Вейжон уже был в пределах досягаемости Зурака, поднимаясь и вылетая из седла своего мятущегося коня. Дьявол бросил свое оружие, сомкнул руки, вонзая когти в заднюю часть брони Вейжона, отчаянно желая разорвать и уничтожить своего врага, но Вейжон из Харграма, защитник Томанака, знал, что это произойдет. У него была только одна цель... и он ее достиг.

Зурак взвизгнул, когда это великолепно украшенное драгоценными камнями и сверкающее лезвие, украшенное гораздо большим сапфировым великолепием, вонзилось в его неестественные легкие, сердце и позвоночник в ослепительной вспышке очищающей ярости. Его позвоночник выгнулся дугой, когда та же самая ярость вырвалась обратно из его груди, разлилась между лопатками и взорвалась вверх через его торс и приземистую, толстую шею. Он постоял еще мгновение, обезглавленная, разорванная в клочья фигура, изрыгающая ярко-синее пламя ярости и неприятия Томанака... а затем склонился вперед над телом своего противника.

Глава