знает? — повернувшись к нему, откликнулся Лыков. — Моралисты трудятся над искоренением злоупотреблений, а достоверно ли, что род людской способен усовершенствоваться? Да и есть ли существенная разница между нашими добродетелями и пороками?

— Ты прямо как по писаному, — засмеялся Суздальцев.

— Зря смеешься, это действительно писано Екатериной II в письме к графу Чернышеву. Книжки надо читать, Леня. А насчет завхоза? Вдруг ему действительно на прокорм троих детей не хватало? Зарплата у нас не разгуляешься. Болтать можно, а вот попробуй жить, когда не хватает…

— Совести у него не хватало! — махнул рукой Никифоров.

— Да? — обозлился Аркадий. — Наш бедный завхоз попался, и теперь все будут визжать о совести, нравственности, идеалах светлого будущего. А каждому приходится выбирать: быть лучше или жить лучше.

— Точно, выбирать приходится, — подтвердил Суздальцев и уточнил: — быть честным или воровать.

Аркадий набрал номер телефона Олега Кислова. Трубку долго не снимали, потом подошел сам Олег и сонным голосом сообщил, что все нормально — клиент никуда не шастал и вел себя как обычно.

Затем он набрал номер Жедя.

— Привет, это я. Завтра поедем ко второму, предупреди ребят — суббота будет, намылятся еще куда.

— Ладно, — вздохнул мастер по приему стеклотары и поинтересовался: — Кого наметил? Тощенького?

— Наоборот, — усмехнулся Аркадий, — толстенького.

* * *

Проснулся Лушин около половины девятого утра. Повернувшись на спину, увидел, что жена уже встала и, наверное, сейчас готовит ему завтрак. Варит кофе и овсяную кашу: привычка, перенятая в туристической поездке за рубеж, где все едят овсянку. Энергично потерев лицо ладонями, Лушин поднялся, подошел к стоявшему около окна трюмо и поглядел на свой отвисший живот — растет, будь он неладен, даже овсянка не помогает.

Накинув на поросшие редкими волосами плечи махровый халат, Александр Петрович выплыл из спальни в коридор. Около кухни уже вертелся Сеня, ожидая завтрака.

— Доброе утро, — вежливо поздоровался он с Лушиным.

— Доброе, — ответил тот, вспоминая вчерашний разговор по телефону с Котеневым.

Уверял, подлец, что все решено наилучшим образом — договорился, мол, с людьми старшего компаньона, они дадут охрану, и можно более ничего не опасаться. Слушая его заверения, Александр Петрович поддакивал, а сам думал: дурака Мишку могли самого обмануть, наобещать с три короба, но ничего не сделать.

Закончив разговор, он закурил и начал мысленно перебирать знакомых, способных оказать ему действенную помощь в охране квартиры. Наконец, в памяти выплыло лицо дальнего родственника по линии жены — Сени. Здоровенный, как танк, занимался какими-то экзотическими видами борьбы. Весу в Сенечке больше центнера, зарядку делает с пудовыми гирями и, конечно, не откажет. А если дать деньжат, то уж точно будет готов на все. Не откладывая дела в долгий ящик, Александр Петрович разыскал по телефону Сеню. И вот теперь он ночует здесь, и на душе стало немного спокойнее.

— Я пойду ванночку приму, — доверительно сообщил Сене хозяин и крикнул на кухню: — Маша! Ставь кофе, я скоро.

— Александр Петрович, — остановил его Сеня и, нахально глядя прямо в глаза, напомнил: — Денежки бы дали.

— Чего? — недовольно остановился Лушин. — Да, я помню. Подожди, сейчас приму ванночку…

— Суббота сегодня, — прижав дверь огромной ладонью, упрямо басил Сеня, — хочу на пляж съездить, а то вечером опять мимо развлечений. И жарко, а надо к вам приехать.

— Надо, — сокрушенно вздохнул Александр Петрович.

Лушин вернулся в спальню, достал из кармана пиджака, висевшего на спинке стула, бумажник и, порывшись в нем, протянул Сене двести рублей:

— Держи. Только вечером чтобы как штык был здесь.

— Железно! — Сеня спрятал деньги в карман брюк и распахнул перед Лушиным дверь ванной. Тот еще раз улыбнулся и, войдя, закрыл ее за собой. Вскоре донесся шум воды.

— Иди ешь, — позвала с кухни Маша. — Чегой-то ты повадился к нам? — ставя перед Семеном тарелку, спросила она.

— Это твой опасается, — прихлебывая чай, усмехнулся Сеня.

— Опасается? — Маша вытерла руки концом передника и присела напротив. — Чего ему опасаться?

— Рэкет кругом, — с набитым ртом пояснил родственник, ворочая челюстями и быстро уничтожая выставленные перед ним деликатесы, — в газетах только про это и пишут. А тут еще, говорил, на каких-то его знакомых напали.

— Господи, страсти какие, — прижала руки к груди Маша, сморщив доброе, полное лицо. — Это кого же так?

— Не знаю, — отмахнулся Сеня. Мысленно он был уже на пляже. — Говорил, туг живут, недалеко.

— Ой, не Котеневы ли? Надо Лидке позвонить, спросить.

— Так она тебе и расскажет, — весело заржал Сеня, вставая из-за стола. — Спасибо, накормила. С собой сделай пару бутербродиков с рыбкой. Заскочу пивка возьму — и на пляж.

— Жизнь пошла, — готовя ему бутерброды, причитала Маша, слушая, как из ванной доносится веселое пение мужа.

— Не боись, переночуем. Мерещится все твоему благоверному… Я открою. — Услышав звонок в передней, Сеня вышел в прихожую и открыл дверь.

В полумраке лестничной площадки стояли двое мужчин в белых халатах.

— Где больной? — делая шаг в прихожую, спросил первый.

— Какой больной? — загораживая дорогу, угрюмо спросил Сеня и выпихнул незваного гостя на площадку.

— Что вы себе позволяете? — разозлился мужчина в белом халате и вынул из кармана бумажку. — Это ваш адрес?

— Ну наш, и что дальше?

— «Скорую» вызывали?

— Нет, честное слово, нет, — Сеня успокоился: обычное дело, ошиблись или подшутили. Бывает.

— Пошли, чего там, — буркнул пожилой фельдшер, поудобнее перехватывая ручку чемоданчика, — развлекаются всякие, а в это время люди мучаются…

— А чего вы мне это говорите? — обиделся Сеня.

Захлопнув дверь, он накинул цепочку и, крикнув Маше, чтобы не волновалась, пошел в туалет. За тонкой перегородкой, весело похлопывая себя мокрыми ладонями по груди и животу, мылся Лушин, фальшиво распевая:

— «Я так хочу-у, чтобы лето не конча-алось!..»

— Бегемот, — спуская воду, беззлобно обозвал его Сеня, не зная, что повторяет слова неизвестного ему Михаила Павловича Котенева…

* * *

Вопреки сомнениям Лушина, охрана действительно была — во дворе стояли темные «Жигули», в которых курили четверо крепких парней, не спускавших глаз с подъезда дома.

— «Скорая» пришла, — скучно сообщил один.

— Думаешь, у них в чемодане автомат? — криво усмехнулся водитель.

Наблюдавший за подъездом молча вышел, не спеша направился к «скорой» и перебросился несколькими словами с шофером санитарной машины. Вернувшись, сообщил:

— К нашему приехали. Морда у водилы паскудная.

Старший из парней задумался — выданные ему скупые приметы людей, приходивших на квартиру Котенева, вполне совпадали с приметами приехавших на машине «скорой» — врач молодой, подтянутый, фельдшер постарше, лысоватый.

— Пойдем? — повернулся к нему сидевший за рулем.

— Подождем, — протянул старший. — Пожалуй, проводим их, когда выйдут, поглядим, откуда они взялись. Потом вернемся…

Дождавшись, пока врач и фельдшер выйдут