– Думаю, что поэту не составило труда правдоподобно изобразить схватку героев для своей поэмы. Но я не верю Ахиллу, главному герою во всей этой истории. – Филипп торжествующе посмотрел на изумлённого оппонента. – Но я не верю, что Патрокл, друг Ахилла, сражался с Гектором и был убит.

Аристотель онемел от неожиданного поворота в разговоре. А Филипп, наудачу используя момент, форсировал события:

– Не удивляйся, Аристо, я докажу и это. Мы зря доверяемся Гомеру, когда он заявляет, что Патрокл в доспехах Ахилла храбро сражается, убивает нескольких троянских воинов, сходится с Гектором и погибает. Гектор снимает и уносит его доспехи, как бесценный трофей. Теперь слушай, друг мой, как было на самом деле. Я буду сообщать только факты, а тебе судить, какое толкование убедительней. В тот день Гектор сражался не с Патроклом в доспехах своего друга, а с самим Ахиллом! И Гектор убил Ахилла! Но такой невыгодный для героя конец грекам признавать обидно, поэтому Гомер придумал иной сюжет: на следующий день после гибели любимого друга Патрокла Ахилл вызвал Гектора на бой и в мщении убивает его.

Филипп перевёл дух, после чего известил:

– А теперь ещё факты. Ты знаешь, Аристо, что над могилами всех героев той войны насыпаны курганы, они стоят до сих пор недалеко от Трои. Но если Патрокл пал от рук Гектора, в таком случае где его могильный курган? Его нет и не было, потому что его никто под Троей не убивал. Он умер другой смертью и в другом месте! Вот ещё пример. Гомер сказал, будто Гефест ковал для Ахилла новые доспехи, а богиня Афина помогала Ахиллу убить Гектора. И ещё, что вокруг сражающихся между собой людей бились друг с другом боги: кто – за греков, кто – за троянцев. Не могу себе представить сражение богов и людей одновременно!

Филипп удовлетворённо хмыкнул, считая себя победителем. Но, оказывается, наступило лишь перемирие. Аристотель вновь встал на защиту поэта:

– В таком случае какое объяснение можешь ты дать тому огромному предмету, названному Гомером «деревянным конём»?

– Я думал об этом и нашёл ответ. Как я сказал, Ахилл погиб, сражённый Гектором. Без него у греков дела пошли совсем плохо, им пришлось просить у троянцев мира. Те согласились и обязали греков исполнить искупительную жертву в дар Афине Палладе. Вот они и поставили на берегу деревянную статую коня как знак несправедливой войны с их стороны. Таков оказался конец разорительной для обеих сторон десятилетней осады Трои, когда греки с позором отплывают в Грецию, каждый – к своему дому.

– А Одиссей со своими воинами! – не сдавал позиций Аристотель. – Они сидели внутри «коня», чтобы ночью выйти и открыть городские ворота для греческого войска.

– Э нет, и ещё раз нет! – категорично возразил Филипп. – Грекам выгоден этот героический эпизод, чтобы не было стыдно возвращаться на родину ни с чем. Согласись, друг Аристо, что Гомер специально придумал такой конец, чтобы греки долго ещё превозносили своих предков перед другими народами.

* * *

Сегодня Филипп ушёл от Аристотеля в хорошем настроении, довольный собой. Но наставник его сына не признался в поражении, хотя в споре авторитет Гомера оказался немного поколебленным. Действительно, у Аристотеля и раньше мелькали сомнения в реальности тех или иных сюжетов, изображенных в бессмертной поэме о Троянской войне. Но никогда ещё ему не приходилось слышать о стольких неувязках по тексту столь дорогого ему эпического произведения. Теперь и ему Илиада казалась не столь красивой и правдивой. Возможно, Филипп был прав, когда говорил, что Троя не была завоевана и разграблена. Хотя бы потому, что греки действительно спешно покидали берег Трои в ненастную пору, осенью, когда обычно в плавание корабли отправляться не рискуют. Причём корабли отплывают не все вместе, как прежде, а порознь. Так бывает только после большого поражения и крупных раздоров между бывшими единомышленниками…

В таком случае, если греки не выиграли войну и не грабили Трою, что ожидало их дома, кроме позора? Ничего хорошего! И только ложь бродячих песенников, аэдов, могла спасти честь и достоинство греков.

А какова судьба героев той войны, жителей Трои, по словам Гомера, «павшая перед греками, ими сожжённая»? Греческая история сообщает, что троянец Эней с товарищами завоёвывает Италию. Через столетия после этих событий римляне с гордостью называют Энея прародителем их народа, своим легендарным предком и что Рим основан выходцами из Трои! Другой троянец, Гелен, захватил богатый Эпир, а Антенор – Венецию в Южной Италии. В Италии появились города, основанные, по преданию, выходцами из Трои. Судя по этим достоверным сообщениям, троянцы не похожи на людей, побеждённых греками! Вот и думай теперь, наставник, что говорить Александру о Трое и особенно о его любимом герое Ахилле?

Хотя лучше не тревожить подростка сомнениями. Время рассудит всех.

Глава 16. Царская охота

Визит царя

До Миэзы дошли слухи, что Филипп с войском вернулся с Боспора, но опять собирается в Скифию. Шестнадцатилетний Александр переживал неудачу отца, нервничал, резко реагировал на собственные промахи в учёбе или кидался с кулаками на товарищей по любому поводу. Наставник отписал в Пеллу:

«Аристотель – Филиппу: Хайре! Царь, приезжай, сыну полезно увидеться с отцом»…

К полудню третьего дня перед окнами мегарона закукарекал петух. Аристотель оторвался от занятий.

– Гостей ждём? – удивился он.

Вскоре Миэза заполнилась шумом дорожных колясок, людским гомоном и ржанием лошадей. Аристотель занимался у себя в кабинете, когда дверь распахнулась и на пороге появилась коренастая фигура Филиппа. Не здороваясь, он сходу выпалил, направляясь к свободному стулу:

– Аристо, что за предмет стоит перед домом? Я раньше его не видел – медный диск с делениями и штырь на нём.

– Хайре, царь! – Аристотель встал, поздоровался, не проявляя удивления. – Это устройство называется гномон – в солнечные дни время показывают. Твой сын очень интересуется подобными приборами.

– Мне приятно услышать от Аристотеля, что мой сын не безучастен к техническим новинкам. Но для наследника царя важны не только знания, а умение повелевать народом и побеждать своих врагов.

В кабинет вбежал запыхавшийся Александр.

– Отец! – радостно закричал он, кинулся к нему, обнял. Филипп прижал сына к груди.

– Александр, ты совсем вырос! – порадовался он; отстранился и оценивающе осмотрел. – Ну, совсем мужчиной стал! Я сейчас подумал, не пора тебе вернуться в Пеллу? Будешь мне помощником.

– С радостью, отец, если велишь!

– Ответ, достойный мужчины, – похвалил царь. – Ладно, сегодня не заберу, и завтра тоже. Учись пока. Но ты будь готов,