Шрифт:
Закладка:
Слова царя сотрясали воображение наставника:
– Гомер пытается нас убедить, что молодую жену царя Спарты Елену обольстил и похитил Парис, сын троянского царя Приама. И после этого развернулись трагические события, проявившиеся в войне между греками-троянцами. – Филипп комично развёл руками. – Аристо, друг мой, как я могу поверить, что какому-то чужеземцу удалось соблазнить замужнюю гречанку, да ещё спартанскую царицу при муже, храбром воителе Менелае, и её родных братьях? Не представляю, как удалось Парису похитить царицу из дворца, охраняемого надёжной охраной! Такого не могло быть! И ещё одно серьёзное несоответствие. Почему троянцы, увидев у своих стен бесчисленное войско греков, как утверждает поэт, не выдали чужую им женщину, украденную, что в любом случае противоречит общим законам гостеприимства, а взамен предпочли долгую и погибельную для себя войну? Вот на какие вопросы угодно отвечать грекам, прежде чем верить на слово Гомеру!
Филипп уже почти кричал в лицо собеседнику:
– Ладно, пусть Гомер во всём обвиняет Париса, утверждает, что только из любви к царевичу троянцы терпели осаду. Но почему после его гибели они не выдали Елену врагам, наносившим столь огромный урон их царству? Им же обещали, что война сразу прекратится. Нет, Гомер говорит, что Елена после смерти Париса стала женой Деифоба, его брата, чем окончательно обрекла всех жителей Трои на страдания и погибель. Почему поколения греков верят тому, что троянцы предпочли умереть вместо того, чтобы передать законному супругу его украденную жену? А я, в отличие от них, не хочу верить!
Аристотель решил в странном споре брать инициативу на себя:
– Я так понимаю, царь, что, отвергая греческую историю в изложении Гомера, у тебя имеется своё видение Троянской войны. Или войны не было? В таком случае поделись догадками со мной.
– Охотно, Аристо, скажу о том, что давно меня беспокоит. Я предполагаю, что похищения Парисом замужней спартанской царицы не было. Но была Елена, дочь царя, на выданье, и по этой причине в Спарту со всей Греции съехались свататься женихи. Из всех кандидатов её родители предпочли Париса, сына царя богатого Троянского царства. Парис и увёз Елену домой как законную невесту и жену с благословения своих и её родителей.
Филипп торжествующе глянул на Аристотеля.
– Ну, как тебе мой эпос?
Аристотель, пожав плечами, промолчал. Признаться, доводы оппонента выглядели убедительными. Филипп, заметив его некоторую растерянность, продолжил наступление:
– Только так я могу объяснить появление Елены в Трое. А бывшие претенденты на руку Елены, упустившие возможность стать её мужем, скорее всего, бедные греческие вожди и царьки, всерьёз оскорбились и решили сообща наказать счастливчика Париса, тем более чужака. Погрузились на несметное количество кораблей и пустились с огромным войском вдогонку.
Судя по счастливому выражению лица, Филиппа устраивал такой разворот событий.
– Но разве Гомер имел право изобразить фактический ход истории в таком виде? Поэт взялся за совершенно иной сюжет, предполагающий от начала и до конца отображение героических подвигов воинственных греков, кто оказался у неприступных стен Трои. Но если бы дело обстояло именно так, почему грекам не удалось быстро овладеть Троей? Нет, осада города длилась десять лет! И снова вопрос, почему?
Аристотель, не выдержав натиска Филиппа, возмутился:
– Но греки всё это время осаждали Трою, происходили сражения героев, о чём упоминает Гомер.
– О нет! – возмутился Филипп. – Всё, о чем говорит нам Гомер, на боевые действия мало похоже. Не так они происходят при осадах городов. А произошло там следующее: когда греки увидели перед собой мощные стены Трои, они убедились в их неприступности; поняли, что им никогда не овладеть городом. По этой причине греки опустились до разбойных нападений на прибрежные города, оставшиеся без защиты Трои, грабили и убивали жителей – обычное на войне дело! Вспомни, Аристо, как Ахилл бахвалится: «Я кораблями двенадцать градов разорил многолюдных, Пеший одиннадцать взял на Троянской земле многоплодной…»
Филипп перевёл дух, считая, что произвёл эффект на Аристотеля. Но философ не собирался пасовать:
– Хочу напомнить, царь, что греки, как только вступили на Троянскую землю, потребовали от Приама выдачи Елены оскорблённому мужу. Это ли не доказательство того, что у греков был повод начать войну? Троянцы же отказали Менелаю.
– Как иначе? Должно же быть у греков оправдание за своё появление на земле Троянского царства. Ну, невозможно поверить, чтобы один спартанский царь сумел убедить всех греков отправиться в опасное мероприятие, на войну, всего лишь затем, чтобы они постояли за его честь! Большая им была охота проливать за него свою кровь, рисковать жизнями своих воинов! И это при тех обстоятельствах, что греческие города никогда между собой не дружили. А вот пограбить они все с удовольствием отправятся, куда ни призови! Интерес один – пограбить Трою. А троянцы, понимая, зачем пришли греки к ним, зная о неприступности своих стен, и ещё потому, что знали о покровительстве Трои своими богами, отказались выдать Елену, ставшую на законном основании женой царевича Париса.
Доводы царя в необычном изложении легендарной истории Троянской войны становились всё убедительнее:
– Неразумно восхищаться Ахиллом, называть героем, если он убил безоружного царевича Троила, ещё мальчика, которого подстерёг у ручья, куда тот безбоязненно вышел за водой.
Аристотель нехотя кивнул головой.
– И ещё. Помнишь, Аристо, как Гомер описал успешный для троянцев бой: они оттеснили греков, и те в панике отошли к своим кораблям. Так, вероятно, и было, но это всё-таки полуправда. Правда состоит в том, что греческое войско после десяти лет лишений у Трои было разобщено, потеряло много убитыми. Воины сильно роптали на вождей, так как устали воевать безрезультатно. Требовали возврата домой. Вот почему после нападения троянцев на лагерь греков свернули лагерь и спешно покинули берег Трои. Домой вернулись без славы.
– Но Гомер очень натурально изобразил поединки Менелая с Парисом, Аякса с Гектором. Не мог же он их придумать! – Аристотель
