Вызвались Александр, Гефестион, Лаомедонт и Неарх. Всем дали по боевому копью, владению которым каждый был неплохо обучен ещё в Пелле. Пошли вслед за группой охотников и загонщиков.

Началом охоты избрали место, где в густых зарослях колючего кустарника аканфа заметили лёжку взрослого кабана. Собаки сразу определили его присутствие, повели себя очень нервно, сильно тянули на привязи псарей за собой. По пути заметили примятую траву, где животное отлёживалось; видели отметины от клыков на коре дуба, где он кормился желудями, и свежие отпечатки копытец на влажной глине у родника.

Спустили опытную лаконскую собаку, умнейшую из всех пород. Она резво ринулась в самые заросли, и оттуда немедленно донёсся остервенелый лай. Зверь обнаружен! Собаку с трудом оттянули назад, после чего вокруг стали устраивать сети, закрепляя их на стволах ближних деревьев крепкими верёвками.

Александр усердно помогал, предвкушая встречу с кабаном, от возбуждения невольно ощутил в теле мелкую дрожь. Рядом возился друг Гефестион, уверенный в себе, улыбающийся своим мыслям. Страха ребята не ощущали, а был азарт – увидеть и убить добычу. Кабан большой, как говорили егеря, на свободе мог запросто опрокинуть коня с всадником, распороть брюхо коню и длинными изогнутыми клыками, словно острейшими ножами, убить человека…

Загонщики стали полукругом, вразнобой громко закричали, начали стучать палками по деревьям. Время потянулось в ожидании…

И вдруг все увидели его – огромного кабана: он имел толстое туловище и короткую широкую шею. На серо-бурой шерсти виднелись куски грязи – недавно валялся в луже; из приоткрытой пасти торчали выдающиеся клыки. Зверь в холке доходил почти до плеча человека. Кабан стоял, оценивающе оглядывал маленькими глазками пространство, занятое ужасными существами – людьми. Тонкий короткий хвост с кисточкой нервно подергивался. Неожиданно он издал пронзительный визг и… ринулся на Александра, у которого в момент закаменели ноги. Он не мог сдвинуться с места.

Кабан был совсем близко, когда невероятным усилием воли Александру удалось стряхнуть с себя мгновенное оцепенение, после этого заученным движением выставил вперёд копьё. Оно не смогло пробить толстый калкан*, соскользнуло в сторону, зацепив бронзовым лезвием лишь клок шерсти. От удара страшной силы копьё было выбито из рук Александра. В последнее мгновение царевич интуитивно увернулся от кабана, запнулся и упал на землю, уткнувшись лицом в ковёр из прелых листьев, словно искал в них спасения.

Все, кто видел эту ужасную картину, онемели, не делая попыток броситься на помощь. Разъярённый зверь, шумно фыркая и отплёвываясь жёлтой пеной, проскочил мимо и затем, потеряв из виду врага, остановился поодаль. Развернулся и, заметив лежащего на земле человека, ударил копытом о землю, словно готовя себя к решительному действию, приготовился свести с ним счёты. В этот момент подскочили верные долгу собаки. Они с остервенением хватали кабана за ноги, кусали и ловко увёртывались от убийственных клыков. Одной собаке не повезло, она с ужасным воем упала на землю, поползла, судорожно перебирая лапами, размазывая по траве кровь и вываливающиеся из распоротого брюха кишки.

Егеря очнулись, будто от дурного видения, и начали разом кидать в кабана камни и палки, беспокоясь, чтобы не попасть в Александра. Зверь неиствовал, отбиваясь от злобных собак, не сдавался, стремясь достать клыками ещё пару собак и добраться до ненавистного ему человека. На охоте такое случается, когда добыча вдруг превращается в охотника.

Гефестион, который в первый момент отскочил от кабана, увидел, что Александр в опасности, подобрался к зверю сзади и… схватил его за тугой кручёный хвост. От неожиданности кабан забыл о собаках, развернулся и попытался достать дерзкого нахала. Но юноша ловко увертывался, пока Александр не пришёл в себя, вскочил на ноги и схватил с земли обронённое копьё. Целясь кабану в бок, с силой вонзил оружие возмездия. Кабан пронзительно заверещал, крутнулся и сразу осел на задние ноги, после чего собаки и егеря дружно набросились на поверженного зверя…

Александр стоял с бледным лицом, не веря в спасение. В ногах всё ещё чувствовалась непреодолимая тяжесть. Гефестион подбежал к другу, обнял и прижал к груди. Александр благодарно прошептал:

– Ты единственный друг, Гефестион.

С этого дня между ними зародилась крепчайшая дружба, скорее, мужская любовь, какая возникает между юношами в период нарождающейся зрелости.

* * *

Охотой царь остался доволен: он с егерями и собаками гонял оленей по долине и перелескам до тех пор, пока животные в изнеможении не останавливались на расстоянии броска копья. Добычу составили около полусотни оленей, среди них было немало молодняка. Их освежевали и приготовили к отправке в Пеллу, на царскую кухню. Помимо зрелого вожака кабаньей стаи в сети попались два десятка свиней. Охотники убивали их без жалости – дубинами и топорами.

Когда царь узнал, что случилось с сыном, приказал сечь кнутами старшего егеря. Гефестиона обнял и подарил перстень с аметистом. Сыну коротко бросил:

– Ты тоже молодец – не струсил.

После охоты Филипп велел устроить привал с ужином, приготовленным из добычи. Во время пиршества Александр услышал о себе немало лести, егеря и слуги дружно говорили о его храбрости. Но в памяти зарубкой осталась картина, когда он лежал на земле, а смерть была совсем близко…

Вечером он рассказал о своих переживаниях наставнику. Аристотель успокоил его:

– Александр, этот случай тебе подсказывает, что ты такой же человек, как остальные, только гордый. Когда ты умрёшь, как любой другой смертный, тебе достанется столько земли, сколько хватит для твоего погребения. Помни об этом, когда станешь царём и надумаешь воевать со всем миром.

Глава 17. Прощай, Миэза!

Предчувствие

После памятной царской охоты учебные занятия возобновились на другой день, но Аристотеля не покидало предчувствие расставания с воспитанником. Александру пошёл семнадцатый год, возраст достаточный, чтобы принимать самостоятельные решения и, главное, осознавать своё место рядом с отцом, царём Македонии. Он обещал забрать сына в Пеллу в любой день. Судя по тому, как Александр беспричинно становился задумчивым, наставник догадывался, что он с нетерпением ждал этого момента.

Аристотель поймал себя на мысли, что за время общения с царевичем – а прошло уже четыре года – он привык к каждодневному его присутствию. Не оставлял без решения ни одну его проблему, находил ответы на все вопросы, тревожившие подростка, и по этой причине сейчас в смятении думает о расставании, не знает, что с этим состоянием делать.

Да, наступит день, когда закончится учеба Александра, и пути их разойдутся: наследник вернётся к