— Нет, не любила. Думала, что не люблю, — Химари пристально следила за противоположным берегом озера, но Ева не увидела там совершенного ничего и никого.

Вот только слабо различимое предчувствие пульсировало в затылке. Ева силилась разобрать неясный шепот интуиции. Ей вдруг вспомнилось, как Мерур поносил шисаи и гейш, постоянно упоминая одну из них — принцессу кошек. Он хохотал, рассказывая своим детям и гостям о львице, сумевшей практически уничтожить деревню волков, он восхищался ее силой и способностью сжигать псов священным пламенем. Он не понимал, что произошло, но твердил, что это было началом последней войны ангелов с кошками. Мерур одаривал память о той принцессе восхищением и грудным искренним смехом, а ее силу сравнивал со своей.

И Еве казалось, что под ней бьется все та же мощь. Волосы встали бы дыбом, не будь они так туго затянуты в косу. Нет, не могла кошка, хладнокровно убившая столько людей, давшая толчок к войне, быть такой чуткой и доброй женщиной.

— Скажи, а где ты жила? — сипло спросила Ева.

— В столице округа волков — Инузоку.

Все словно сжалось внутри Евы, но она все еще не верила, ведь это могло быть простым совпадением. Ведь оно должно было быть просто совпадением. Не могут так притворяться люди, и эта женщина, потерявшая все, не могла быть чудовищем. Или как раз потому, что все потеряла, только она и могла?

Львица припала на лапы у того самого дерева, куда Люция отнесла полуживую Еву, и паучонок послушно слезла.

Она понимала, что разговор окончен, либо он был невыносим для Химари, либо она больше не хотела разговаривать, либо просто неприлично спрашивать такое. Пожалуй, вообще неприлично спрашивать у взрослых об их жизни, они всегда так реагируют, закрывая тему, когда им угодно, оставляя еще больше вопросов. Вот и кошка теперь нервно поглядывала в лес, игнорируя Еву, и это даже обижало в некоторой степени.

— Жди здесь, я поохочусь, — и львица рванула с места в усохшие кусты, оставив на мокром берегу отпечатки огромных лап.

Ева приставила свою ногу в сапожке рядом со следом и тяжело сглотнула подступивший к горлу ком. Это принцесса была, определенно, та самая.

#24. С волками жить — по-волчьи выть

Все, что видим мы, — видимость только одна.

Далеко от поверхности мира до дна.

Полагай несущественным явное в мире,

Ибо тайная сущность вещей — не видна.

Люция была зла — промедление ее невыносимо бесило, вот только никакого решения на ум не приходило. Пойти за Химари? Вот только куда? Лес огромен и, поди пойми, куда кошка могла уйти охотиться. Еще Ева увязалась с ней, что за бестолковая девчонка.

В голове снова был туман, мерещились звуки, и так не хватало спасительной паутины. Но, как назло, эти двое застряли в чертовых зарослях полумертвого леса! Люция с силой ударила ближайшее дерево. Тигр поднял голову и, зевнув во всю пасть, снова свернулся у тлеющей нодьи.

Гарпия, обмотав кулаки бинтами из запасов кошки, решительно направилась вымещать гнев на деревьях, тренировки всегда успокаивали и здорово коротали время. Если бы только все осталось как двадцать лет назад, если бы маршал снова могла тратить время на драки, отдыхать за шахматами или сложными командными играми. Если бы она могла снова летать, опьяненная свежим воздухом. Если бы снова был долгожданный мир и оживленные полигоны, если бы только можно было бить, не желая другому смерти. Если бы только больше никогда не пришлось рубить головы и ломать хребты. Если бы только никто не решил гнаться за иллюзиями и глупыми идеями. Если бы.

Уткнувшись лбом в сухой теплый ствол дерева, Люция усмехнулась. Война потому и нравилась ей, что была простой и понятной до последней мелочи. И как бы она не сожалела и не бесилась невыносимо от поступка Инпу, она не могла представить другого исхода. Не видела иного будущего, кроме этого. И, пожалуй, в глубине души не мечтала о мире — считала его прекрасным, но не желала всем сердцем.

Люция, рассмеявшись, ударила по дереву ладонью, осыпав ноги опилками и сухой корой. Разум метало из стороны в сторону, она мечтала о войне, вспоминая мир, она желала мести, скучая по крыльям, она ненавидела то, что с ней сделали, повторяя вновь и вновь, что она — совершенство. Безумие душило и терзало, и единственным спасением было несчастное дерево, такое податливое под ударами кулаков, такое хрупкое, покорное, мертвое. Глубокие борозды вырванной деревянной плоти впивались занозами через бинты, но успокаивали, заставляя не думать, не делать выбор, а просто, как мантру, повторять, что обязательно нужно после тренировки обработать руки. Смешно, но эта вечная забота о теле перетягивала душное одеяло мыслей с терзаний разума.

И гарпия била, вымещая злобу, всю свою боль и безысходность. Она выплескивала отчаяние и сомнения, снимала с себя тяжелую ношу обуревавших ее чувств. Она знала — поддайся она своим терзаниям, и они поглотят ее целиком, сведут с ума, распнут в бездне разочарования.

Лес позади зашевелился, и из него неспешно вышла белая львица, волочившая за горло тощую косулю. Люция, пригнувшись, метнулась к оружию и в ту же секунду направила заряженный арбалет на зверя. Но рядом с огромной кошкой показалась Ева, счастливая и даже отрешенная в своей радости. Гордо продемонстрировала Люции такие же тощие тушки зайцев, подняв их над головой. Бескрылая перевела взгляд с нее на львицу. Раз трусливая паучиха не боялась огромной кошки, значит, она — Химари.

— Я не знала, что это — ваша вторая форма, — Люция положила арбалет под дерево и принялась разматывать руки. Дичь нужно было приготовить, а бинты в опилках совершенно не годились в пищу.

Люция плюхнулась на землю возле нодьи, кинув рядом свернутые бинты, размяла ладони. Ссадины на ссадинах чесались, потертые костяшки пульсировали, растравленные сетью кровавых трещин и царапин от щепок. Достав из-за пазухи бутылек с облепиховым маслом, Люция экономно обработала раны. Фыркнув, отстегнула с пояса нож и положила на ногу. Разделать целую косулю! Чем они думали?!

Химари доволокла за горло тушу до Люции и, разжав челюсти, села рядом.

— Это так удобно — использовать немую форму, чтобы не мешать мне, — огрызнулась Люция, перетаскивая тощее животное за ногу к себе поближе.

— Я не немая, — рыкнула львица чужим голосом,