летающие над ними крылатые светлячки. Она закрыла ладонями лицо. Ей стало грустно и вместе с тем смешно. Зачем она выходит замуж? Чтобы Кунихико мог вырвать у брата обещанный ему пакет акций? Или затем, чтобы на ее свадьбе виконтесса Нисина могла щегольнуть сногсшибательным нарядом?

— О чем вы задумались? —Инао, все еще сидевший на диване и прикидывавший в уме, сколько он может потерять или выиграть, получив свою долю ценных бумаг до или после подведения полугодового баланса, встал и подошел к Тацуэ, обнял ее за талию.

Она молчала.

— Становится свежо, лучше, пожалуй, закрыть!—проговорил Инао. Свободной рукой он с шумом захлопнул окно и запер его на солидные, надежные шпингалеты. Не двигаясь с места и не отстраняя его руки, Тацуэ снизу вверх посмотрела на Инао, который был на полголовы выше ее, и сказала:

— Давайте договоримся об одном.

— О чем это?

— Я согласна, чтобы свадьба состоялась в любой удобный для вас момент. Хоть завтра. Тогда вы сразу разбогатеете. Но мы должны отказаться от излишнего вмешательства — вы в мои дела, а я в ваши.

— Это надо уточнить.

— Во-первых, не ревновать!—Она медленно опустила ресницы, затем быстро взглянула на него и кокетливо засмеялась.— Когда я вижу, как жены настороженно следят за выражением глаз своих благоверных и как они замирают от страха, когда супруг косо на них посмотрит, мне становится стыдно за этих женщин. Я не собираюсь им подрав жать. Я считаю, что при любых обстоятельствах достаточно просто помнить, что ты замужем,— и все!

— Иными словами, вы хотите сохранить за собой право и впредь вести себя так, как вам будет угодно.

Тацуэ хотелось ответить: «А разве мужчины не поступают именно так?» — но вместо этого она примирительно сказала:

— Да, если это будет по взаимному согласию.

— И если при этом не пострадают интересы господина Садзи?

— Чушь! Опять за старое?—вспылила Тацуэ и попыталась оттолкнуть Инао, но он крепко держал ее за талию.— Сколько раз я вам говорила, что это глупость. Господин Садзи ищет себе жену. Ему совершенно безразлично, кто это будет — дочь владельца рудников в Корее или дочь какого-нибудь скороспелого богача сахарозаводчика с Формозы, лишь бы она принесла ему миллион. Ему нужен миллион, и он во всеуслышание об этом заявляет.

— И все-таки сегодня вам не следует с ним встречаться.

— Ну нет, по-вашему не будет! Я пока еще только невеста, а вы уже хотите держать меня под замком! А что же будет дальше? Вы и шагу не дадите мне ступить! Нет, я пойду! Раз я обещала, никто меня не удержит. И нечего дуться! Ведь вам-то я предоставляю свободу. И не ревную... Даже если бы сейчас из Парижа приехала Полина и позвонила вам.

— К чему вы заводите о ней разговор? Этого не может быть,— подчеркнуто спокойно возразил Инао, хотя на самом деле ему было не по себе.— Ведь это старая история, да и то наполовину сочиненная господином Мидзобэ.

— В таком случае напомню о новой.

— А именно?

— Ну, хотя бы о той особе, что прошлым летом навещала вас в Каруидзава. Хорошо еще, что я ни разу там на нее не наткнулась... Во всяком случае, я вам твердо обещаю, что таких широких прав после женитьбы вы не сохраните. О нет! Этого уж я не позволю!

Стараясь выскользнуть из его объятий, Тацуэ почему-то вдруг весело рассмеялась и, согнув два пальца, совершенно по-детски щелкнула его по носу.

— Это... это... совершенно ложное обвинение!—пытался оправдаться Инао, но и по его тону и по выражению лица видно было, что он и сам понимает, насколько неуклюже пытается он солгать.

Тацуэ впервые завела об этом разговор, и от неожиданности он растерялся. До сих пор он считал, что очень ловко сумел спрятать концы в воду, а оказалось, что Тацуэ все пронюхала. А сегодня он действительно собирался встретиться с той женщиной, и он еще больше смутился. Когда Тацуэ заявила, что пойдет на прием в венгерское посольство, он про себя решил проводить ее и оттуда поехать к любовнице. Было бы еще не поздно. Но странно, почему Тацуэ так спокойно, так равнодушно отнеслась к его похождениям? Что это: кокетство озорной девчонки, начитавшейся романов, или рисовка видавшей виды женщины? Однако это было ни то, ни другое. Тацуэ и в самом деле не испытывала ревности. Когда заходила об этом речь, она обычно говорила: «Ревновать? В конце концов, я бы ни за что не стала уступать ревнивцу, поэтому и сама не буду ревновать». Она была слишком горда, чтобы ревновать, тем более Инао, которого она и не любила вовсе. Просто эта игра забавляла ее и помогала убить время до замужества, нечто вроде прогулок верхом, танцев, игры в гольф.

Подперев ладонями щеки — будто двустворчатая розоватая раковина раскрылась — Тацуэ с видом победительницы насмешливо посмотрела на Инао и опять расхохоталась, как шаловливый ребенок. Ее личико с гладкой белой кожей и острым подбородком, обрамленное локонами и челкой на лбу, показалось сейчас Инао просто прелестным. Она была по-особому мила и оригинальна. До сих пор он еще не встречал подобной женщины. Особенно удивительны были ее манеры — резкие и вместе с тем очень женственные. Чем больше она его обижала, тем больше он находил в ней очарования, чем больше строптивости было в ее речах и поступках, тем более естественной и привлекательной она ему казалась. Ему нравилось в ней все, вплоть до ее софизмов и парадоксов. Бывали минуты, когда, охваченный страстью, он готов был забыть ради нее и свои денежные расчеты и свой престиж.

— Послушайте! — Низкий голос Инао вдруг стал хриплым, взгляд горячим. Дышал он часто и тяжело. Незаметно он увлекал Тацуэ к дивану.

Тацуэ рванулась из его рук. В каком-то непонятном испуге она несколько секунд стояла молча, ухватившись за спинку дивана, затем решительным шагом отошла к висевшей напротив книжной полке и, взглянув на стоявшие на ней часы, сказала:

— Мне пора.

— Побудьте еще немного.— Поднявшись с дивана, он подошел к ней и, взяв обеими руками за плечи, повернул к себе.— Ну еще четверть часа!

— Я опаздываю!

— Ну хорошо. В таком случае присядьте и подождите, пока я вызову машину.

Тацуэ, словно упрямая девочка, отрицательно покачала головой. В душе она поклялась, что ни за что не подойдет к дивану. Она не столько боялась