Шрифт:
Закладка:
Он начал рассказывать в подробностях об их отношениях, я понял, все эти «карманы» всего лишь предисловие. Его «девушка», (лучше закавычить для верности) работает в пип-шоу, куда он иногда наведывается. Она же помогает людям расслабиться, для верности, ручками. Он – один из ее постоянных клиентов. Она его привечает, но дальше привечания дело пока не дошло, хотя он ходит к ней регулярно, уже три месяца. Всякий раз платит как положено. Если есть время, они общаются.
Слушать это было невыносимо, но почему-то я изредка поддакивал. Олег не просил поддержки, просто выплескивал это из себя. Наверное, потом ему будет легче. Снимет стресс, успокоится, принарядившись, поедет к той, которую считает своей.
Немного распогодилось, заморосивший утром дождь давно перестал, лужи подсохли. Надо будет позвонить в гостиницу, пообщаться с Андреем Семеновичем. Выйти на отдел, где работала Лариса. Я перебирал в уме вопросы, которые задам тому или иному человеку, удивляясь, не понимая – что я делаю. Зачем? Я не ищу Короткова или Ларису. Пытаюсь понять другое – что они обрели?
Придя домой, позвонил в тюменскую гостиницу, выискал горничную, обслуживавшую их номера, официантку, приносившую им обед и ужин, портье. Собеседники в основном отмалчивались, но молчание было понятней слов.
Потом пошли родичи Короткова и Ларисы, друзья-подруги, родичи друзей и друзья родичей. Я запутался в них. Сам не понимая, зачем спрашиваю.
Утром позвонила Женька, дрожащим голосом сообщила – найден автомобиль Короткова, в сотне километров от города, и она сейчас едет ко мне.
– А его самого нашли? – спросил я, как только открыл дверь.
– Нет.
– А ее?
– Не сказали. Наверное, тоже нет. У машины новый владелец, он клянется, что купил авто у Стаса на той неделе.
– А что думает полиция?
– Не знаю. Влад рассказал все вроде честно, но надо еще самой все разузнать. – Я не понимаю, он что же… что с ним? Хоть ты скажи, – попытался снова обнять, не далась. – Нет, ты скажи, что ты нашел? Ведь что-то искал все эти дни?
Она потащила меня в комнату. Сколько лет здесь не была, – с тех пор, как звонила и, рассказывая, в чем будет, в чем нет, заставляла трепетать в предвкушении.
Я и сейчас вспоминал только первые ее визиты. Не супружество, его будто и не было. Для беспамятства этого ей стоило войти, увлечь меня за собой. Посадить на диван, взяв за руки, и вглядываться в глаза.
Наконец, обнял и поцеловал. Женька вздрогнула, но не отстранилась. Или так она побуждала меня к словам, застрявшим между сердцем и горлом?
Я молчал. Мнилось странное – Коротков с Ларисой не выезжали из города, засели где-то в частном секторе, изображая отца с дочерью перед хозяевами. Нет, Лариса бы не рискнула. Поговорив с десятком друзей-родичей, я понял: она – организатор, Коротков воплощал ее идеи и снабжал финансами. Хороший организатор: все следы терялись, начиная с субботы, как в черной дыре…
Я медленно поднялся, вызвонил секретаря.
– Мне говорили, у вас ставились эксперименты с утяжелениями для подопытных. Сколько их осталось? А было? – Краем глаза увидел, как Женька пружиной вскочила с дивана. – И сколько нашли? И когда? И никого? А система слежения… а, ну да. – Я долго слушал его ставшие сбивчивыми ответы. Наконец, установилась тишина.
– Вы полагаете… – наконец, промямлил секретарь, теряя голос, – но это… бессмысленно…
– Дайте телефон вашего спонсора, Владислава. Вы знаете, какого… Тогда пусть позвонит сам. – Я уронил телефон, будто он весил два пуда. Женя смотрела на меня не отрываясь. Руки прижаты к горлу, лицо – белее снега. Нет, снег в городе даже выпадает серым, постоянный смог, темень зимы, неработающие фонари, грязь, разбитые дороги, раздрызганные колеи, ведущие в никуда по свежевыпавшему блеклому холсту, измазанному жирными коричневыми штрихами.
Звонок. Я попал в кнопку с третьего раза.
– Владислав? – сухое «да» человека без возраста. – Это Иволгин, да, вы знаете. У меня есть достаточно точная информация по Станиславу Короткову. И Ларисе Медынич, ведь вам и она нужна.
За несколько минут разговора секретарь, этот ничем не примечательный, ни для кого ничего не значащий человек, в деталях рассказал о том, чего так и не сказали Олег и Андрей Семенович.
Существует три режима работы генератора, для создания малых, средних и больших объемов инфляционных «карманов», секретарь называл их «пустотами». От сорока до двухсот пятидесяти кубометров внутреннего пространства.
И хотя для каждого существует один массовый предел, после которого время в «кармане» начинает замедляться, но чем больше объем создаваемой пустоты, тем слабее возрастает разница. После взрыва системы охлаждения настройки слетели, компьютер, управляющий генератором, перезапустился в безопасном режиме, так что узнать, какой объем был на нем создан, невозможно. Секретарь предположил, что Коротков сознательно отключил предохранители, чтобы вывести их из строя. И еще: он использовал не только все утяжеления, общей массой почти в двести кило, но и взял с собой двухпудовый сейф с техническими паспортами изделий. Все это в первые дни играло на версию побега.
Коротков бежал, но дальше Канады. Насколько далеко – с ходу секретарь высчитать не мог. Зачем так далеко? – Да, он взял золото и драгоценности, но и наличные тоже. Или настолько не хотел видеть ни жену, ни близких, ни далеких, ни компанию, ни ассистентов? Не вспомнил о брате… Лариса… Для нее нет ни отца, ни матери?
– Я вас слушаю, – раздраженный голос молодого человека. Владислав стал обретать черты. Первый его вопрос я пропустил.
– У меня все основания утверждать, что Коротков прибыл с Ларисой в лабораторию, запустил генераторы, отправившись как минимум на пятьдесят лет вперед. Для бегства у него были сбережения в золоте и драгоценностях. Лариса также перевела часть средств в украшения и…
– На анонимные номерные счета в «Креди-Свисс». Все его и свои средства, общей суммой… – Владислав остановился. Помолчав, спросил: – Вы полагаете, франки столько просуществуют?
Я не знал, что ответить, ведь о счетах в Швейцарии узнал только что.
– Да, – наконец, коротко бросил в микрофон. Наверное, только счета и просуществуют. Все остальное канет в лету, в небытие. И снова – молчание, неприятное, затяжное. Затем снова сухое, обезличенное «да». И связь оборвалась. Я обернулся к Жене. С трудом сглотнув ком в горле, она осела на стуле.
– Я готова была принять его даже после всего. Я просила, я…
– Через пять лет суд признает его умершим, – не знаю, почему я это сказал, но не в утешение. – Останься.
– Ты будешь со мной? – Я кивнул.
– Только не уходи.
– Не уйду.
Она осталась. Мы какое-то время молча решали, можно ли нам возвратиться в прошлое. Поздним вечером устроили, если не попытку, так вылазку на забытую территорию.
Странный сон снился: мы возвращались откуда-то издалека. На вокзале Женька стала менять дагестанские рубли на обычные, возмущалась курсом, я торопил: опоздаем на автобус, найдем после, по дороге навалом обменников. Приехали почему-то в лабораторию. Разрушающиеся стены, плесень и запустение. Женька сказала, будем ждать возвращения Стаса.
Я вздрогнул и открыл глаза. Жени нет, ушла, оставив записку на ноутбуке: «Пошла собирать вещи, обязательно позвони».
Я закрыл компьютер и стал одеваться. Вышел на улицу: машина Жени стояла у подъезда, хозяйка сидела внутри.
Я сел. Помолчали. Наконец я подобрал нужные слова:
– Я не уйду. – Она как ребенок, ткнулась в подмышку, беззвучно, безнадежно. Слова долго не шли. Женя вцепилась в рубашку, пытаясь выплакаться, но не получалось.
– Я не хотела… его. Только ее.
– Я это понял.
– Понимаешь хотела остаться с ним. Я ведь не убивала, я только хотела их разлучить, навсегда, чтоб ушла и… и чтоб он остался со мной.
– Понимаю.
– Потому и пробралась… пришла к ним. Он написал мне записку, ты ее прочел, – я покачал головой, – неважно. Написал, что не может без нее, не хочет
