Шрифт:
Закладка:
Он говорил без злобы, с внутренним надломом. Не веря и не надеясь. От своей боли устав. Я хотел спросить у него еще кое о чем, но передумал, – глаза собеседника потухли, сам он съежился. Будто все выплеснул. Всю накопленную черноту. И снова не полегчало.
Я попрощался, тряхнул безвольную руку и вышел. У лифта обернулся, Андрей Семенович стоял у двери, глядя на меня. Глаза его поблескивали.
– «Карман» этот снаружи можно как-то обнаружить? – спросил я. Он покачал головой. Ни обнаружить, ни раскрыть, пока сам не откроется.
Лифт распахнул металлическое нутро, а я остался стоять, пошел пешком.
Хотелось позвонить Женьке, но я испугался, что она снова не поймет, поехал без предупреждения. Позвонил, открыла, и замерли на пороге. Слова улетучились.
– Не ждала, проходи. Есть будешь? – Я кивнул. – Что нового?
Когда-то я отвечал на такие вопросы взахлеб, делясь всем, позже рассказывал самое ей интересное. Я прошел на кухню. Молча следил за ее движениями, не слишком уверенными, не зная, как и что ей сказать. И она не знает. Вот и молчим.
– Суп будешь? – не выдержала она.
– Я пообедал. В «Кормушке». Помнишь, мы ходили туда после дежурства? – Она кивнула раньше, чем я закончил фразу. Улыбнулась уголками губ.
– Я поняла. Знаешь, а я ведь утром тебя ждала, ты когда позвонил, я думала все равно примчишься, ведь ты хотел этого, правда? – Я перевел дыхание, кивнул, стало легче. – Я так и поняла, ждала. А сейчас, думала, уже не придешь.
– Я не мог не прийти. Мне тебя не хватало.
– Мне тоже… знаешь, я даже подумала… – Наш диалог разорвал телефон, вернее, Женино молчание в него. Положила сотовый на стол, тут же убрала.
Мне вспомнилась беседа с Андреем Семеновичем, решительным и категоричным. Мать говорила, мой отец – из таких. Выкладывают свои суждения монолитами вокруг себя. Надежная защита и опора, стена, за которой можно укрыться. Матери ее не хватило, чтоб удержать меня. Как и всякая крепость, эта не выдержала осады изнутри.
– Ты что-то нашел? – произнесла Женька. Я пожал плечами, но взгляд ее был настойчив. Пересказал доводы Андрея Семеновича, пристально глядя ей в глаза. Она сперва держалась стойко, потом не выдержала, вздрогнула, села за стол, взяла меня за руку.
– О Ларисе я знаю. Прости, что не сказала тебе сразу. Думала, это так, временное, само пройдет. Ведь у нас было что-то общее, что-то, что нас вместе удерживало. Это потом, когда од звонил из Тюмени и врал, поняла, что уже ничего не изменишь, что ушел навсегда, что я теперь одна, надо начинать жить заново. – Слова ее обгоняли друг друга. Она смотрела мне в глаза, я вроде и пытался встретиться с ней взглядом, и не мог. – Мне надо было все сразу сказать, чтоб и ты не искал его и не надеялся. Но я думала, я все равно уверяла себя, что это не так, что он ушел просто потому, что ему нужно меня не видеть какое-то время. Пока Владислав не позвонил и не сказал, что Лариса тоже пропала.
– Когда? – едва не выкрикнул я. Она потупилась.
– Вчера вечером. Помнишь?
– А сегодня, сейчас, тоже он звонил? И что сказал? – она сжалась.
– Не дави на меня, – беспомощно, едва слышно вымолвила. – Телефон полицейские все еще не засекли, карту тоже, предполагают, что они где-то здесь, но затаились на время. Влад сказал, чтоб я заявления не подавала, оно только повредит. Они сами…
– Что сами? Найдут, приволокут силком? Да зачем он им теперь, когда первые результаты есть, установка работает…
– Значит, нужен. Влад сказал…
– Да мало ли что он сказал. – Мне стало не по себе. Женька маленькая, беспомощная, смотрела на меня, съежившись на стуле. Ладонь ее замерла на столе, чуть подрагивая. Я коснулся ее пальцами, осторожно накрыл. Женя вздрогнула, отдернула руку.
– Не хочу, не хочу всего этого. Как же все так получилось? Почему я… – произнесла чуть слышно.
Потом Женя немного успокоилась, поднялась со стула. Тут я осознал, что так и не смог обнять ее. Не решился. Она это почувствовала, подошла к окну, открыла. Спросила, буду ли курить. Я ответил, что нет, не сейчас. И задал вопрос:
– Жень, скажи откровенно, почему он согласился тогда? – голос мой сорвался, но она все поняла. Долго молчала, потом ответила:
– Сейчас не знаю. Он что-то видел во мне, я надеюсь, что-то важное… не могу сказать что. И мне с ним было легче, чем с другими. Не надо было притворяться, что люблю, Стасу этого не требовалось, нам хватало того, что между нами было. Мы как-то просто сошлись, мне было спокойно с ним. – Она вздохнула. – Я и сейчас желаю ему… нет, не желаю, не хочу, чтоб его нашел Влад.
Я спросил про разлучницу. Да, она видела ее пару раз, однажды говорила. Девчонка, хоть и не намного моложе ее самой, но выглядит как школьница. Смотрит в рот Стасу, ловит каждое слово, он с ней, как с дочерью. Уточнила: «Знаешь, даже мысли не возникло, что у них что-то может сложиться. Не те отношения, не понимаю, как они вообще смогли заняться сексом. Есть моменты, которые терпишь, чтоб иметь все остальное. А у них… нет, не представляю даже сейчас, что у них что-то есть. Как будто он все еще в лаборатории, только задерживается». Она посмотрела на меня, устало, моля о пощаде, но поняла, что меня уже не остановить.
– Когда муж пропал, почему ты его родичам не позвонила?
– Кому? Брат неделю назад выписался из больницы, гипертонический криз чуть не доконал, его мама… ей же глубоко за восемьдесят, куда там. Не могла я беспокоить и не думаю, что Стас стал бы.
– Я рискну. – И мы оба замолчали.
Женя хотела было что-то сказать, но не стала. Дала телефоны, «чтоб не искал в полиции», догадавшись, откуда я знал про ее звонки. Голос высох, утончился. Название гостиницы в Тюмени, телефона она не помнила. Имя и фамилию знакомого Ларисы, не сказав, откуда знает о нем, однако сообщила.
– Не уходи. – Она произнесла это, как только я сделал шаг из кухни. Обернулся. Женя, сильно побледневшая, смотрела на меня молча. И я будто окаменел. Подошел и обнял ее. Всхлипнула на плече, прижалась, всем телом. – Не уходи, – повторила. – Останься хотя бы на эту ночь.
Проснулся поздно, не сразу сообразив, где нахожусь. Я заночевал в гостиной, Женя ушла к себе. Мы даже поцеловаться не смогли. Долго сидели перед телевизором, я о чем-то спрашивал, она отвечала.
Я пил чай, когда она объявилась. Снова обнялись, но сдержанно. На улице моросил дождь. Налил ей чаю. Молча. Взгляды ее просили слов, но те никак не выбирались наружу. Чего-то не хватало, утерянное осталось в том нашем далеком жарком лете с запахом «Инфини», короткой юбкой, бирюзовой «шкодой» и желанными звонками-предупреждениями. Кажется, оба мы не надеялись на повторение и, даже ощутив эту возможность, испугались ее.
– Ты сейчас уходишь? – спросил я. Она кивнула.
– Да, работа, надо взять себя в руки.
– Останешься? – Я покачал головой, нет, буду обзванивать, искать, может что-то выйдет. Тень грусти скользнула по лицу. – Как знаешь. Больше не приглашу.
Я поднялся, она тоже. Мы оба замерли. Я добавил:
– Мне необходимо все разузнать. Да и тебе спокойней будет. – Слова никчемные, но она кивнула.
Не знаю, сколько времени Женя не закрывала за мной дверь. Шел по лестнице, ожидая хлопка, но не услышал.
По дороге позвонил брату ее мужа. Да, Стас говорил о том, что собирается уехать до конца лета. Нет, с кем – не сообщал. А разве он
