В Парижских фрагментах нет упоминания об этих фактах готской жизни. Но в Книге приговоров отражено большое влияние церкви в Испании. Так, в книге VI «О преступлениях и пытках» и в книге IX «О беглых рабах и дезертирах» есть положения, в которых дается право на получение убежища от судебного преследования в церкви. В книге V «О сделках» указано, что имущество, переданное церкви, закрепляется за ней навечно. В книге II «О ведении дел» епископам дано право увещевания неправедных судей. Конечно, можно найти некие общие моменты в деятельности и полномочиях религиозных лидеров язычников-готов и христиан, однако права судить христианские епископы не имели, время инквизиции еще не наступило. Следовательно, влияние этой готской традиции на испано-римскую среду не определяется.

Что же касается традиции выборов старейшин, то надо отметить, что в Толедском королевстве мы не находим структуры, подобной институту старейшин в готских потестарных образованиях. Поэтому и в Книге приговоров нет отражения данной традиции готов.

4. Согласно сообщению Тацита, можно сделать вывод и о значительной роли народного собрания: «О делах менее важных совещаются их старейшины, о более значительных – все; впрочем, старейшины заранее обсуждают и такие дела, решение которых принадлежит только народу. Когда толпа сочтет, что пора начинать, они рассаживаются вооруженными. Затем выслушиваются царь и старейшины в зависимости от их возраста, в зависимости от знатности, в зависимости от боевой славы, в зависимости от красноречия, больше воздействуя убеждением, чем располагая властью приказывать. Если их предложения не встречают сочувствия, участники собрания шумно их отвергают; если, напротив, нравятся – раскачивают поднятые вверх фрамеи: ведь воздать похвалу оружием, на их взгляд, – самый почетный вид одобрения»[554]. «На таком народном собрании можно также предъявить обвинение и потребовать осуждения на смертную казнь»[555].

В имеющихся в нашем распоряжении документах нет положений ни о государственном устройстве, ни о каких-либо политических органах, которые могли бы влиять на принятие решений в масштабе всей страны. В Испании еще до прихода готов существовала римская система права и институтов управления, поэтому готские языческие традиции управления не могли быть привнесены в более цивилизованную романизированную среду.

5. По утверждению Тацита: «Нет никого, кто был бы проникнут такою же верою в приметы и гадания с помощью жребия, как они. Вынимают же они жребий безо всяких затей…»[556]

Пример этому мы находим и у Иордана[557]. У Дексиппа также: «Мы предпочитаем мир войне не потому, что мы побеждены, хотя и не совершенно, но потому, что будущее неизвестно»[558]. Эти сообщения – яркое подтверждение того, какую роль играли в готской среде гадания и прорицания при решении вопросов, затрагивавших судьбу всего народа.

В Книге приговоров в книге VI есть титул 2 «О колдунах и их советчиках, а также об отравителях». Вполне естественно, что с принятием христианства колдовство, гадания и соблюдение языческих традиций были объявлены ересью и грехом, за которые были предусмотрены серьезные наказания. И вполне естественно, что данные языческие традиции не могли перекочевать в нормативно-правовую систему Толедского королевства. Однако на бытовом уровне готы вряд ли отказались от подобных предсказаний. Этим, скорее всего, и объясняется появление целого титула на данную тему. В Парижских фрагментах также нет подобных норм.

6. О сакральном отношении готов к войне и оружию мы находим сообщения во многих источниках. Тацит сообщает: «И гораздо труднее убедить их распахать поле и ждать целый год урожая, чем склонить сразиться с врагом и претерпеть раны; больше того, по их представлениям, поWтом добывать то, что может быть приобретено кровью, – леность и малодушие»[559]. У Иордана мы находим подтверждение этому: «Лучше трудом (то есть войной) снискивать пропитание, чем самому в бездействии пользоваться благами от Римской империи, а людям – прозябать в жалком состоянии»[560]. Тацит пишет: «Бросить щит – величайший позор, и подвергшемуся такому бесчестию возбраняется присутствовать на священнодействиях и появляться в народном собрании, и многие, сохранив жизнь в войнах, покончили со своим бесславием, накинув на себя петлю»[561].

«…Ведь воздать похвалу оружием, на их взгляд, – самый почетный вид одобрения»[562].

«Любые дела – и частные, и общественные – они рассматривают не иначе как вооруженные»[563].

Эти фрагменты наиболее ярко характеризует сакральное отношение к войне и оружию всего готского общества.

В Парижских фрагментах эдикта мы не усматриваем ни буквы, ни духа этой готской традиции. В Книге приговоров есть лишь некоторые отголоски этой языческой традиции в книге IX, титуле 2. Так, за уклонение от воинской службы, дезертирство, неоказание помощи королю во время мятежа предусмотрены различные наказания, от штрафов до обращения в рабство и смертной казни.

7. Об отношении готов к браку Тацит сообщает: «Тем не менее браки у них соблюдаются в строгости, и ни одна сторона их нравов не заслуживает такой похвалы, как эта».

«Так ограждается их целомудрие, и они живут, не зная порождаемых зрелищами соблазнов, не развращаемые обольщениями пиров… Ибо пороки там ни для кого не смешны, и развращать и быть развращаемым не называется у них – идти в ногу с веком»[564].

Двоякое чувство возникает иногда при совмещении описаний некоторых сторон жизни готов. Так и в этом случае: как совместить вышеприведенное с описанием их дикости? Однако уже в CCCXXIII Парижских фрагментов читаем: «Если муж, имея при себе рабов жены либо своих собственных, получит какую-либо добычу, будучи в военном походе, пусть жена не смеет требовать себе из нее ни при жизни, ни после его смерти. Но муж, который имеет жену свою во власти согласно Священному Писанию, равным образом обладает властью и над ее рабами… и все остается в его власти». В этом фрагменте эдикта упомянуто Священное Писание, значит, наши выводы, приведенные выше об этом документе, верны.

Далее в CCCXXXIV: «Муж и жена наследуют друг другу лишь тогда, когда нет никого из ближних или родственников вплоть до седьмого колена…» Это более соответствует их менталитету? Может быть, это и есть нечто характерное для готов? Но эти фрагменты эдикта никак не коррелируются с сообщениями Тацита. Ведь институт семьи и брака в христианских государствах изначально приветствовался церковью, в Книге приговоров супружеским отношениям посвящена целиком книга III. В ней мы находим титулы следующего содержания: титул 1 – «О распоряжении относительно бракосочетания», титул 2 – «О незаконных бракосочетаниях», титул 3 – «О похищении девушек и вдов», титул 4 – «О прелюбодеяниях», титул 5 – «О кровосмесителях, вероотступниках, а также о мужеложцах», титул 6 – «О разводах и расторжении помолвок». Таким образом, очевидно, что забота о сохранении и чистоте супружеских отношений была важной составляющей жизни Толедского королевства. В данном случае налицо преемственность языческих (по Тациту) и христианских традиций вообще, и здесь сложно отделить чисто готские традиции от глубоких традиций народов. Однако как быть с положениями Парижских фрагментов? Неужели к XIII в. нравы настолько упали? Или перед нами некий «переходный» вариант?