в тылу, об укрепленных районах, их расположении и степени готовности. Короче говоря, мы получили очень полную картину на том театре, где предстояло действовать 40 Армии. Я сделал большую карту, нанес на нее обстановку, составил подробный протокол допроса. Полученные данные были доложены командарму. После этого их отправили в штаб фронта. Вскоре получили подтверждение их достоверности. Я сказал подполковнику, что его показания высоко оценены, а его откровенность принята во внимание. Подполковник был доволен. Из нашего отдела его затребовала контрразведка. Приехал Даниленко, и теперь мы принялись за дело вдвоем. Был освобожден лагерь с нашими военнопленными. Среди них оказался английский летчик. Наши военнопленные проходили не по линии разведотдела, а вот англичанина передали нам. Это был молодой парень в синем потертом комбинезоне. Он все время сосал трубку, выпускал кольцами дым и никак не реагировал на наши к нему обращения. Немецкого языка не знал он, английского – мы не знали. Правда, Даниленко несколько раньше уверял, что он понимает по-английски. Так оно и было. Но одно дело чтение трактатов по археологии, другое – беседа. Вот на нее-то капитан и не отваживался. Мы подолгу сидели рядом с англичанином, невозмутимо сосавшим трубку, не обращавшим на нас ни малейшего внимания. Даниленко, как рыба на песке, открывал рот, но в последнюю минуту захлопывал его снова. Так мы и не поговорили с союзничком. Даниленко предположил, что союзничек просто шпион. Но это оставалось недоказуемым на нашем уровне по крайней мере.

В первых числах сентября был убит наш хороший знакомый, капитан из политотдела Равинский. Это он так недавно говорил в Шаргороде о еврейке, получившей приз за красоту в Париже. Хоронили капитана в Тыргу-Нямц на центральной площади. Под траурные марши убитому салютовали из автоматов. Гроб опустили в могилу, мы бросили в нее по горсти земли. Во время траурной церемонии румынские офицеры, сдавшиеся в плен, стояли торжественно за оградой своего особняка. Когда я к ним зашел, они выразили соболезнование, а мне хотелось оплевать даже добродушного генерала Теодореску.

Через несколько дней румынских офицеров увезли в штаб фронта. Генерал Теодореску дал мне свой адрес в Бухаресте, но я им не воспользовался. Не знаю, как им воспользовался сам генерал. Армия провела успешную операцию. Разведотдел, как и во всех других случаях, оказался на высоте. Нам полагались награды. Написали представления. Полковник Сваричевский отправился на подпись к генералу Шарапову. Я сопровождал «фюрера» на всякий случай. Он вошел в дом, где размещался начальник штаба, я сел на скамейку у открытого окна. Вдруг раздался шум. Полковник по какому-то поводу (а генерал Шарапов нередко поводы подавал) сказал что-то резкое. Шарапов тонким голосом крикнул: «Идите!» «Фюрер» злой, как черт, выскочил на улицу, я молча последовал за ним. Разведотдел остался на сей раз без наград. Жаль, что награды находились в такой зависимости от настроений генерала с характером сводных сестер Золушки. Мушкетеры из разведотдела были огорчены, но высокое чувство собственного достоинства исключало какие-либо пересуды на этот счет в их среде или за ее пределами. Мы работали, а в свободное время упражнялись на манеже или устраивали экскурсии. А места были интересные.

Недалеко от Тыргу-Нямц сохранились развалины замка молдавского господаря XVI в. Стефана Великого, прославившегося в войнах против турок. Так вот, мы оседлали коней и поскакали смотреть эти развалины. Любовались красивой дорогой вдоль реки, бежавшей под ветвями плакучих ив. Замок возвышался над обрывом. Мы с интересом осмотрели подступы к нему. Замок был отлично расположен. Подойти к нему можно было, пожалуй, только с одной стороны. Да и здесь пришлось где-то оставить лошадей и подниматься пешком. Сохранились остатки стен, какие-то фундаменты. Даниленко в качестве археолога делал пояснения. Чудесный вид открывался с развалин на широкую долину, раскинувшуюся внизу. Здесь было так тихо, так спокойно и красиво! Не хотелось думать про войну. Это необычайное чувство покоя охватило меня еще раз при поездке в городок Пьятра-Нямц.

Не помню, зачем Даниленко и я отправились в Пьятру. Мы ехали на трофейной машине, которую вел пленный румын. В качестве переводчика, с нами отправился подполковник Данчилло Константин, все еще пребывавший в отделе контрразведки. Интересно: в разведотделе собралось несколько пленных румын – шофер, ездовые. К нам относились с таким доверием, что даже контрразведчики не обращали внимания на такие вольности. Подполковника Данчилло мы брали по мере надобности и как переводчика с венгерского. Майор Знаменский, отпуская его со мной, предупредил: «Кац! Не вздумайте задавать ему вопросов о том, что он делает у нас. Передай это и другим». Мы и не спрашивали. Так и не знаю, какую работу осуществляли с подполковником в нашей контрразведке. Только при Знаменском он выглядел совсем забитым, говорил угодливо, смотрел на него затравленными глазами. С нами вновь становился человеком. Так вот, мы поехали в Пьятру. Небольшой городок в долине окружали невысокие горы, поросшие лесом. Война словно не заходила сюда. Ведь в городе даже не было наших войск. Небольшие особняки, увитые зеленью, асфальтированные улицы, ухоженные газоны с подстриженной травой и тишина… Не слышно ни трескотни пулеметов, ни орудийного гула. Правда, на улицах мало прохожих, закрыты магазины. Все равно, Пьятра показалась нам райским уголком. Мы покружили на машине по городу, подышали миром и поехали на командный пункт. Подполковник Данчилло с большой неохотой возвращался в контрразведку. Однако вскоре он опять к нам вернулся. Но по порядку.

В конце августа румыны вступили в войну против Германии. В оперативном подчинении 40 Армии оказалась 4-ая Армия румын. К нам в отдел явился для установления контактов и координации действий начальник разведки румынской армии полковник, фамилию которого я не помню. Это был высокий сухощавый человек с тонкими ногами. Ноги его казались еще тоньше потому, что полковник явился не в сапогах, а в ботинках с обмотками. «Посмотри на этого субчика, – сказал мне полковник Сваричевский. – Не нашлось у него сапог!» Сопровождавшие своего начальника, румынские офицеры, тоже носили обмотки и ботинки. И же ведь не от бедности. Просто считали, что теплой осенью ботинки удобнее тяжелых сапог… Румын познакомили с обстановкой. Переводила Женя. Казалось странным, что румыны наши союзники. Отношения с ними оставались очень официальными. Румынские дивизии доставляли немало хлопот: за ними тянулись громадные обозы, вся артиллерия была на конной тяге. Поэтому передвигались они плохо, создавали на дорогах пробки, а немцы их бомбили. Но со всем этим я познакомился несколько позже.

Между тем Армия вела тяжелые бои в горах. К концу сентября ее войска вышли на рубеж города Ватра-Дорней. Венгры и немцы