Конечно, говоря о 150 тысячах, я говорю не только о моменте взятия Казани; переброска началась немного раньше, но с особой активностью она продолжалась после взятия Казани. Кроме того, в связи с действиями большевиков против союзников на Северном фронте Вильгельмом был издан декрет, в котором предписывалось военнопленным оказывать содействие советской власти, как находящейся в войне с союзными войсками. Кроме всего этого, большевики принялись за энергичную чистку своих штабов, где было много офицеров, расположенных к нам. Германский Генеральный штаб пришел к ним еще более активно, чем раньше, на помощь, и у нас были довольно достоверные сведения, что часть одной дивизии военнопленных, формируемых для отправки на Западный фронт, была отправлена германцами из Орши под Казань.

Как я уже говорил выше, каждый день промедления в наступлении служил на пользу большевикам и был вреден нам. У нас был людской материал, но не было вооружения и не было той возможности быстрой организации, которая была у большевиков, и их огромных материальных и технических средств, и выгодность их положения усиливалась еще тем, что в их руках был весь деловой аппарат государства. Как бы то ни было, мы были уверены в том, что союзная помощь не замедлит прийти, и поэтому продолжали выполнять общее задание, то есть держать в своих руках, при наших немногочисленных силах, огромный Волжский фронт — от Казани и до Хвалынска. Если бы мы знали наверное, что те части японцев и американцев, составляющие в общем не менее 50 тысяч человек, которые высадились во Владивостоке, и не подумают прийти к нам в ближайшее время на помощь, если бы мы знали, что наш фронт предоставлен самому себе и чехам, то весьма вероятно, что мы, вместо того чтобы пробивать дорогу во Владивосток и растягиваться на протяжении 7 тысяч верст в глубину и 500 верст в ширину на одном Волжском фронте, сконцентрировали бы все свои войска, двинулись на Москву еще в июле или начале августа месяца после занятия Казани и судьба России была бы иная, потому что вместе с падением Москвы рухнуло бы и влияние советской власти. Для этого марша у нас было достаточно сил, но у нас не было достаточно сил для него при условии защиты Волжского фронта и ожидания союзников, которые все не шли.

Действия под Казанью, направленные к овладению Романовским мостом и к окончательному поражению большевистских сил, сосредоточенных под Казанью, представляют собой один из самых героических моментов всей волжской экспедиции. В одном из этих жестоких боев с силами и вооружением врага геройской смертью погиб майор Вологодич[43], один из освободителей Казани. Именем этого героя была названа мортирная батарея, действовавшая в его районе; казанская городская дума постановила назвать начальную школу его именем и взять на свое содержание его семью; университет учредил стипендию.

Смерть Вологодича в бою под Зеленым Долом имела роковой исход для боя 16 августа, ибо сербы, видя смерть своего вождя, отступили, и мост, судьба которого была уже решена, остался в руках у большевиков.

В это время и большевистская армия Блохина, получившая от нас по телеграфу ложный приказ от имени Троцкого, стала подниматься вверх к Вятке, поняла свою ошибку, вернулась и начала наступать на Казань от города Арска. С Германского фронта были переброшены, как я уже сказал, большие силы, и Казань мало-помалу стала принимать вид осажденного города.

Насколько ужасны были эти бои, можно судить по тому, что официальные известия большевиков говорят о потере убитыми под Казанью 12 тысяч человек. Конечно, эти цифры могут показаться небольшими сравнительно с абсолютными цифрами современной войны, но ежели принять во внимание, что в стенах Казани в момент нашего отхода находилось всего 3 тысячи штыков — чехословаков и Народной армии, — то можно понять, что эти бои были и жестокие, и героические.

В конце августа месяца нами была сделана последняя попытка уничтожения скопившегося под Казанью узла и нами было собрано, с величайшим трудом, приблизительно около полка Народной армии. Правда, он состоял из трех полков, но они были в состоянии развертывания и на самом деле представляли собой численно не более одного полка. К нему был придан эскадрон кавалерии ротмистра Фельдмана, легкой и тяжелой батареи. Весь этот отряд под начальством подполковника Каппеля поднялся вверх по Волге (он был сформирован в Самаре и Симбирске) и, высадившись у села Ташевка, на правом берегу Волги, пошел в глубокий обход в тыл противника. Обход этот продолжался двое суток, и в конце концов мы вышли в деревню Говядино, расположенную приблизительно в 4 верстах от станции Свияжск, где стоял поезд Троцкого и главнокомандующего Вацетиса.

Я забыл сказать, что советская власть придавала такое значение взятию Казани потому, что ею был командирован под Казань Троцкий, Кобозев и 200 членов Центрального исполнительного комитета. В Свияжск приезжал даже сам Ленин. К нашему несчастью, мы пришли в Говядино вечером и не решились начать ночного боя. Большевики ничего не подозревали, хотя в еще более глубоком тылу, ст. Тюрлема уже была взорвана отрядом ротмистра Фельдмана, ушедшего туда с конной батареей. На ст. Тюрлема находился поезд с артиллерийскими снарядами, и конная батарея с первых же выстрелов взорвала и поезд, и станцию. Тем не менее у Свияжска все было настолько спокойно, что мы могли совершенно свободно расположиться в 4 верстах от железной дороги. Большевики настолько не подозревали нашего присутствия, что ночью я лично с 12 волонтерами два раза ходил на железную дорогу и взрывал железнодорожный путь, благодаря чему нами были пойманы два блиндированных поезда, нами уничтоженные. Утром мы начали наступление. Большевики бежали во всех направлениях, и победа была за нами, когда им удалось перебросить с другого берега Волги латышей, ударивших в наш фланг.

У нас не было ни одного взвода в резерве, чтобы противопоставить им, и пришлось отступать, несмотря на то что мы почти одержали победу. За нами бежали красноармейцы, сдаваясь нам, и говорили: «Куда вы уходите? Там вас ждут еще 3 тысячи красноармейцев, чтобы вам сдаться». Это была последняя попытка уничтожить то большевистское ядро, которое в это время образовалось вокруг Казани. Мы попробовали предпринять еще атаку в другом направлении, но большевики успели выставить сильный заслон латышей, прекрасно управляемых, очень богато снабженных пулеметами и артиллерией, и попытка не удалась. К этому времени я был вызван правительством в Самару и послан представителем правительства на уфимское совещание. Поэтому дальнейший рассказ мой является уже не рассказом очевидца, а человека, знающего это из официальных