— Да потому что они все одинаковые! — воскликнул Андреев, плюясь пережеванными орешками.

Он вперил в стену гневный взгляд. Меловые полоски двоились. Мерещилось, там сотни, тысячи фильмов, и лишь малая часть из них зачеркнута. Андреев сфокусировался. Всего два ряда из шести не имели горизонтальных полос. Двадцать картин. Если учитывать, что средний хронометраж фильма — полтора часа…

Мел заскрипел, выводя на столешнице цифры. Получился фильм длиной примерно в тридцать часов.

— Как два пальца об асфальт, — осклабился Андреев.

* * *

Воскресенье, 1.40

В полумраке экран озарял его лицо разноцветными всполохами. Там ехали танки, стреляли братки, новогодние комедии плавно перетекали в обличительные антисоветские агитки. Вынутые из проигрывателя диски Андреев ломал руками, и осколки серебрились на деревянном настиле вперемешку с пакетиками из-под арахиса.

«Конец!» — замигали буквы, стилизованные под неоновую вывеску.

— Сорок девять, — произнес Андреев заплетающимся языком.

Записал число в блокнот. Откинулся на спинку дивана, смежил веки и уже во сне водил кулаком с зажатой в нем ручкой, покрывая страницу концентрическими кругами.

* * *

Воскресенье, 9.10

Они хотели ему помешать, вот в чем дело. Выставить идиотом или сумасшедшим. А может, зрители прильнули к телевизорам, и уже седьмой день рейтинги бьет реалити «Придурок из заброшенного маяка». Андреев запамятовал, кто конкретно играл роль продюсера в «Шоу Трумэна» — Эд Харрис или Джеймс Каан, но представил именно этого актера, потирающего потные лапы.

При мысли о скрытых камерах Андреев побледнел. Вчера, чтобы не отвлекаться, он мочился в соседней с кинозалом комнате. Это тоже попало в эфир?

Он сканировал взглядом углы, не заметив ничего подозрительного, пересек кухню.

Им — Шилиной, Дефо, сахалинцу с золотой фиксой — было мало испортить его блокнот. Проснувшись, Андреев обнаружил записи, которых абсолютно точно не оставлял. На каждой странице блокнота. «Ад здесь» — зловещее послание, окольцованное жирными кругами. Андреев был так изумлен, что минут пять таращился на ребро своей ладони, синее от чернил.

К проделкам на кухне он был внутренне готов и все равно рефлекторно схватился за голову.

Шестьдесят черточек на бетоне исчезли под мешаниной надписей. «Привет, привет, привет», — слова наползали друг на друга. От пола до потолка, сотню раз повторенное приветствие, так в кино нерадивых учеников заставляют выводить одни и те же строчки.

Сколько мела они извели! Сколько усилий приложили, чтобы имитировать разный почерк! Детские каракули, изящные волнистые линии, рубленые литеры с утолщениями от раскрошившегося мела.

— Да пошли вы! — зарычал Андреев. — Пошли вы все!

Он кинулся опрометью вниз и чуть не скатился по лестнице. Шатнулся к стене, пораженный обилием следов на ступеньках. Отпечатки подошв от мала до велика — он сомневался, что лестница выдержала бы такую толпу.

«Снова розыгрыш!» — в голове, как шум далекого прибоя, раздался закадровый смех.

Взяв себя в руки, Андреев слетел на первый этаж. Входная дверь, как и прежде, была подперта стулом, дверь дизельной — заблокирована арматурой. Андреев отшвырнул стул и отщелкнул ключом замок. Туман окутывал остров, но он потерял карпентеровскую плотность, обнажив неприглядный пейзаж: камни и только камни, омываемый волнами горб в море. Андреев собирался выйти, но едва уловимый звук в глубине аккумуляторной привлек внимание.

Источником шороха была полая колонна, в которой когда-то помещался маятник с грузом, а ныне висели оборванные трубки и тросы. Вырастая из центра комнаты, колонна уходила к вращающейся лампе сквозь этажи. В ее подножии зиял полуметровый люк. Андреев переступил через доски, приближаясь к колонне, будто сапер к мине.

Мина активировалась внезапно.

Из квадратной дыры вылезли руки — они ухватились за потрескавшиеся края и вытолкнули тело. Извиваясь, человек выбрался наружу, как дымоходный Санта. Противный звук царапнул барабанные перепонки Андреева, это сам Андреев, того не осознавая, скулил.

Человек-из-колонны разгибался. Он был нагим и болезненно тощим. Голова — обтянутый желтой кожей череп — клонилась назад, с трудом удерживаемая длинной шеей. Раскосые азиатские глаза бессмысленно пялились на Робинзона. В распахнутом неправдоподобно огромном рту шевелилось что-то серое, то ли язык, то ли птенец чайки. Ведь азиат так долго сидел в трубе, что птицы могли свить в нем гнездо и отложить яйца в его пасти.

У Андреева сжался сфинктер.

Азиат неуклюже шагнул вперед. Голосовые связки породили сип. Точно сквозь шипение транзистора проклюнулись отрывочные фразы, но Андреев не знал и не желал знать языка, на котором они были сказаны. Проигнорировав Андреева, человек побрел в сторону лестницы. Заскрипела металлическая конструкция. А Андреев дал деру.

Он бился в пристройку, колотил кулаками и ботинками, рискуя переломать пальцы ног. Он кричал и умолял остановить проект. Он прыгал, заглядывая в иллюминаторы склада, вновь атаковал вход и, расквасив до крови костяшки, понял, что дверь не заперта. Из расширяющейся щели ударил электрический свет. Андреев переступил порог.

Резкий железистый запах шибанул в ноздри. Стены, выкрашенные бурой краской, вибрировали: это голова Андреева шла кругом от прилива адреналина. Зазвенела, откатываясь, кружка из нержавейки. Андреев увидел опрокинутый монитор. Раскуроченную рацию. Увидел лопату с кусочками плоти, прилипшими к стальному полотну. Увидел Дефо.

То, что было человеком, обратилось в красные ломти. В свернувшуюся кровь. В осколки костей, в хрящи, в комья жира. Дефо расчленили и разбросали по всему складу; Андреев не смог понять, мужчиной был его компаньон или женщиной.

Он вышел из пристройки, помечая маршрут дорожкой рвоты. Желудок выворачивался наизнанку. Сквозь слезы Андреев различил людей, стоящих на почтительном расстоянии, странные деформированные фигуры, напоминающие сожженные спички. Среди валунов. На террасе. На берегу, где море вздыбливалось фонтанами и вскипало в рытвинах.

— Это не я! — завопил Андреев и закашлялся, поперхнувшись желудочными соками. — Собрались подставить меня, да? Но это не я!

Он ударил себя по щеке: думай!

«Скрытые камеры, — его лицо просветлело. — Они напичкали маяк камерами, записи докажут, что я невиновен! Все это время я был занят!»

— Алиби! — выдохнул Андреев.

Люди, аборигены этого острова, наблюдали издалека.

Фильмы. Алиби Андреева — фильмы, нужно лишь посмотреть их все. И не отвлекаться на трюки. На клюквенный сироп, имитирующий кровь, на свиной фарш, выдаваемый за части трупа.

Нашли дурака!

Тонкие черные люди на террасе и на берегу наблюдали, как Андреев возвращается в маяк.

* * *

Воскресенье

Он съел восемь пачек арахиса и посмотрел восемь фильмов, прерываясь только затем, чтобы менять диски. Если было уместно, он смеялся; плакал, если ему делали грустно. Потом вырубился генератор, и «Канаси» погрузился во мрак. Андреев поднялся в спальню, стараясь не замечать надписи