Но вместо того чтобы куда-то идти, Андреев выпростал руку, словно собрался покормить птиц.

Чайка вырвалась из тумана и врезалась в Андреева. Мокрое крыло хлестнуло по лицу. От неожиданности он потерял равновесие и ударился спиной о балку. Кожу на груди будто ошпарило кипятком. Андреев опустил ошарашенный взор, и в поле зрения вплыл раззявленный клюв, трепещущий язык — он никогда не видел чаек так близко и не планировал видеть. Птица вцепилась в толстовку, бесновато клокотала. Андреев запаниковал, попытался оттолкнуть тварь. Его повело вправо, бедро чиркнуло о перила, и те легко прогнулись под весом. Взвизгнув, Андреев уклонился, чудом устоял на ногах и не рухнул в бездну.

Новая порция боли обожгла ребра. Чайка вытягивала шею, метя клювом в лицо. Она устроилась на его груди, как младенец в бэби-слинге. Андреев шлепнул ладонью по птичьей голове, раз, второй… Тело опять кренилось к перилам. Он понял, что пропасть угрожает жизни куда сильнее, чем чайка, да, одержимая дьяволом, как Линда Блэр в фильме Фридкина, но обычная долбаная чайка. Сориентировавшись, он ввалился в помещение верхнего этажа.

Клюв отщипнул кусочек кожи с подбородка. Слезы выступили на глазах Андреева.

— Отстань! — Он вложил в удар все имеющиеся силы и освободился. Чайка прыгала среди механизмов.

«Это ее яйцо я растоптал», — подумал Андреев.

А птица расправила широкие крылья и выпорхнула за дверь, мгновенно сгинув в тумане.

— Сука! — выкрикнул Андреев. Сел на грязный пол, упершись спиной в катушки, и истерично рассмеялся.

* * *

Четверг, 19.00

— На меня сегодня напала чайка. Если хотите знать, со мной все хорошо, обделался легким испугом, — Андреев продемонстрировал камере заклеенный лейкопластырем подбородок. — Благодарствую за аптечку. Будни киномана полны опасностей. — Он улыбнулся, показывая будущим зрителям, что какая-то глупая птица не испортит ему настроение.

К вечеру он и впрямь воспринимал случившееся наверху как забавное и нелепое приключение. Благо, раны под изодранной толстовкой были не глубокими, так, царапины. Он обработал их перекисью и тоже залепил пластырем. Чайки-мстительницы, как и чайки-людоеды, существуют исключительно в кино. Но поверят ли фанаты студии «Гибли» или девчонки, к которым он подкатит, прославившись, что Андреев дрался с крылатой бестией?

— Что ж, спешу отчитаться. Я посмотрел двадцать шесть… нет, двадцать семь фильмов. Посмотрел бы больше, но, во-первых, тут невменяемые чайки, а во-вторых, кино про сталинские репрессии длилось два с половиной часа. Однако мой рабочий день не закончен, и тридцатку я сделаю. У-ху!

Он помахал в камеру блокнотом.

— Давайте подробнее.

* * *

Четверг, 21.15

На экране девушка, схожая с билетершей Юлькой, раздевала пьяненькую подружку. Девочки сплелись телами на расшитом ковре. Громкий стук вынудил Андреева подскочить.

«Птицы залезли в маяк, — шепнул внутренний голос, — тебе хана».

Андреев криво ухмыльнулся, встал и высунулся на лестничную площадку. Послушал, как воет ветер, урчит генератор, как шляются по старому зданию сквозняки. Стук не повторился. Андрей постоял минуту и вернулся в кинозал. Лесбийская сцена закончилась, а перематывать обратно было лень.

— Трупы, — сказал Андреев. Хотя подразумевал трубы.

* * *

Четверг, 23.10

Тетрадь Андреев нашел днем, бесцельно слоняясь по маяку с планшетом. Она валялась на втором этаже, в «исповедальне», придавленная стремянкой. По обложке бежали резвые побуревшие от влаги жеребцы, на некогда белом поле было выведено каллиграфическим почерком: «Судовой журнал».

Перед сном, насытившись российским кино, Андреев решил изучить находку. Он сидел по-турецки на кровати, лампочки ярко освещали спальню, но в дверном проеме тьма двигалась, как туман. Тень колонны уводила тропой в эту беспокойную темноту, будто бы указывая маршрут.

Андреев обругал себя за то, что прихватил в постель арахис, отпихнул подальше упаковку, но спустя мгновение, как наркоман за дозой, автоматически потянулся за орешками.

«Судовой журнал» оказался гостевой книгой. На ее страницах оставляли нехитрые весточки гости острова. Чернила местами расплылись, придавая тетради вид исторического документа.

«Потомки! Любите друг друга! Плодитесь, размножайтесь и предохраняйтесь. Влад, 01.08.2013».

«Маячок, ты прекрасен! Спасибо за эмоции. Лена из е-Бурга».

«Панки хой! Стас Цинк».

«Привет, мы Олег и Миша из Перми, 3 сентября 2015 мы вынесли из маяка мишок осколков. Будьте как Олег и Миша из Перми, не мусорте!»

«Пост» пермяков обзавелся небольшой веткой комментариев:

«Олег и Миша, добрые дела делаются молча! Хвастуны!»

«Мишок. Проверочное слово — Миша».

«Занес мешок осколков назад (Юра, Красноярск)».

«Задолбали меня таскать (Мишок Осколков)».

Андреев улыбнулся, высыпая в рот орешки. Расклеил слипшиеся страницы, полюбовался карандашным наброском. Некто Лиза Бельская (он представил красивую девушку с прической каре) нарисовала на развороте маяк «Канаси». Получилось здорово — имей Андреев доступ к Сети, отыскал бы аккаунт Лизы Бельской и поделился бы эмоциями.

Посещали остров и поэты.

Рекою самогонка — боже мой.

Закусывай печеньем — чем богаты!

Мы привезем из отпуска домой

Цирроз и сахалинские закаты.

За поэзией следовала проза от японских гостей. Бумагу покрывали иероглифы, выведенные красной шариковой ручкой. Символы заняли четыре страницы, причем если на первой они располагались аккуратными рядками, то ближе к концу автор выводил строчки по диагонали, вкривь и вкось, и рвал бумагу пером.

— Береги нервы, — посоветовал Андреев неизвестному автору. Перелистнул страницу, прочел два слова, многократно обведенные: «Ад здесь». Концентрические круги синей пасты расходились от фразы, заполняя все пустое пространство.

Под толстовкой, под пластырями зачесались царапины. Исполосованная ручкой страница выглядела неопрятно, отталкивающе. Андреев убрал ее — с глаз долой, — чтобы на следующей странице обнаружить те же круги, маниакально расползающиеся от центра и за края. Только фраза поменялась.

«Оно сморит».

Андреев захлопнул тетрадь и покосился на тьму в дверном проеме.

* * *

Пятница, 7.15

Привет

Привет

Привет

Привет

Привет

Андреев выронил пластиковый стакан, вода обрызгала обувь. Он таращился на кухонную стену, на послания, которые кто-то оставил ночью. Его вежливое «привет» продублировали мелом пять раз, причем все пять слов были написаны разным почерком. От элегантных прописных букв до размашистых печатных. От закругленных до угловатых. А в одном «привете» «р» и «в» развернулись неправильно, в другую сторону, словно ребенок писал.

Андреев вообразил пятерых незнакомцев. Они пришли в маяк под покровом темноты и выстроились на кухне. Берут по очереди мел и подходят к стене.

Мурашки закопошились под одеждой. Чужой, физически ощутимый взгляд уперся меж лопаток. Андреев резко обернулся; черное пятно ускользнуло в коридорную темень. Загромыхала лестница.

«Попался, который кусался!»

Не позволяя себе испугаться, Андреев кинулся за беглецом.

Лестничный пролет уже опустел, но конструкция вибрировала. Внизу хлопнула дверь. Андреев положил планшет на пол