Шрифт:
Закладка:
Когда Йонни въезжал в лес, мужчина, стоявший рядом с Теему, в качестве последнего привета кинул в микроавтобус стеклянную бутылку, которая разбилась о заднюю дверь. Тесс и Тед подскочили на месте, Тюре заплакал, но Тобиас даже бровью не повел.
– А я что говорил? Нас тут все ненавидят! – констатировал он.
А потом откинулся на подголовник и закрыл глаза. Через две минуты он уже храпел. Мама обычно говорила, что это главный талант Тобиаса: засыпать когда угодно и где угодно. Точь-в-точь как отец.
42
Вратари
Фрак говорил по телефону с муниципальными политиками, когда услышал о драке в ледовом дворце. Он сразу поспешил туда, но народ уже разошелся. Хедские уехали домой, конфликт рассосался так же неожиданно, как начался. Несколько отцов из детской команды «Бьорнстада» все еще ошивались в ледовом дворце, рассказывая друг другу, что они сделают, если кто-нибудь из «этих» посмеет сунуться сюда еще раз, – но это была ерунда, чешущие языками мужики большой опасности не представляют. Ближе к началу тренировки основной команды вахтер выставит их за дверь, и они пойдут домой бахвалиться и строить из себя крутых перед тенями и собственными воспоминаниями. Фрак неприкаянно бродил по ледовому дворцу, сам не зная, чего ищет, потом сел на самом верху трибуны, глядя, как тренируется основная команда, и все думал, думал. Круги у него под глазами были похожи на пятна от газировки на замшевой куртке – обычно он умело скрывал свое беспокойство, но сегодня у него это выходило настолько плохо, что вахтер, проникшись сочувствием, поднялся к нему с бумажным стаканчиком по-настоящему плохого кофе и сказал:
– Выше нос, Бэмби! Чего нюни распустил? Будто здесь никто никогда не дрался.
Фрак ослабил галстук, и складки на толстой шее расправились.
– Нет. Нет. Но сейчас все по-другому. На кону стоит большее.
– Ого, тогда выходит, что слухи в кои-то веки не врут? Значит, это плохо скрытая правда? Политики опять хотят объединить клубы?
Фрак даже не пытался ничего отрицать, это было бессмысленно.
– Речь не о том, чтобы объединить клубы, а том, чтобы закрыть один из них. Либо «Хед», либо «Бьорнстад».
– Но нас-то вряд ли закроют? У них ведь даже ледового дворца нет?
– Дворца нет, ты прав. К тому же у нас все спонсоры и команда сильнее, – кивнув, ответил Фрак, но без малейшей уверенности в голосе.
– Но?.. – вставил вахтер.
Фрак застонал:
– Но в деле замешаны политики, а они божий дар от яичницы отличить не смогут! Раньше они ныли, что у нас нет денег, теперь же, когда у нас есть деньги, их смущают «хулиганы». Они боятся, что если нам достанутся все ресурсы Хеда, то между болельщиками начнутся стычки. Поэтому они обратились в рекламное агентство и предложили закрыть ОБА клуба, а вместо этого открыть в Бьорнстаде НОВЫЙ клуб, с другим именем!
Вахтер чуть не поперхнулся своим кофе.
– То есть что же получается… Ни «Хеда», ни «Бьорнстада» не будет? Ничего глупее я в жизни не слыхал!
– И что, как ты думаешь, я им сказал? Я миллион совещаний с этими чурбанами отсидел, чтобы хоть как-то их урезонить и спасти этот клуб; так вот, я ПООБЕЩАЛ им, что никаких стычек больше не будет! И о чем я сегодня узнаю́? Что здесь сегодня творилось черт-те что, а Теему и его гопники стояли в лесу и кидали бутылки в машины с детьми! Что я теперь им скажу, а?
Вахтер долго стоял молча. А потом, рассмеявшись, воскликнул:
– Ты от МЕНЯ, что ли, ждешь ответа?
Нет, конечно. Фрак просто пытался думать, а думать вслух ему порой удавалось лучше, поэтому он приподнял стаканчик с кофе и сказал:
– Это не твоя головная боль. Спасибо за кофе. Он, как всегда, отвратительный. Как там команда?
Вахтер покачал головой из стороны в сторону и пробормотал:
– Без Амата? Цаккель придется подобрать ему хорошую замену, иначе нам только и останется надеяться что на вратаря!
Взглянув на площадку, Фрак подумал, что с ним трудно не согласиться. Если в прошлом сезоне они и могли на кого надеяться, кроме Амата, так это на девятнадцатилетнего парня на воротах. Полгорода даже не знало его имени, поскольку все привыкли называть его «Зазубами». Если бы кличка была ему не по душе, никто бы ее, разумеется, не узнал, но Зазубами, похоже, ничего против нее не имел. Немногословность и талант снискали ему симпатию бьорнстадской публики, а это было немало, учитывая, что он пришел на место Видара, который вырос на стоячей трибуне рядом со своим братом Теему. Да еще Зазубами был из Хеда. Он сменил команду, когда Видар погиб, попав под машину. В «Хеде» тогда его не ценили, теперь же охотно променяли бы на половину основной команды – только бы он вернулся. Ничто не вызывало у Фрака такого злорадства, как этот их промах, – в спорте всегда найдутся самоуверенные мужики, считающие, что могут еще в раннем детстве определить звездное будущее игрока, но хоккей может ввергнуть нас в шок, когда ему заблагорассудится.
– Да, с таким вратарем кто хочешь победит, – согласился Фрак. – Парень – скала!
Вахтер сунул под губу такой здоровенный комок снюса, что непонятно было, как он вообще помещался в коробочке.
– Да, за все эти годы чудиков на воротах было хоть отбавляй, но этот – чемпион. Молчит как рыба, даже когда они выигрывают, как будто и не радуется вовсе. Играет так, будто внутри его одна большая… темнота.
– С лучшими всегда так, – ответил Фрак, как будто даже не удивился.
– Думаешь? – ответил вахтер.
Фрак следил взглядом за вратарем на льду.
– Петера дома наказывали за пролитое молоко. Беньи не смел никому сказать, что он голубой. Амат – сын уборщицы в спорте для мажоров. Внутри у всех лучших игроков – темнота, поэтому они и становятся лучшими: они думают, она исчезнет, стоит им выиграть побольше матчей…
Интересно, подумал вахтер, кого имел в виду Фрак – игроков или себя самого? Однако вслух ничего не сказал. Интересно,