Шрифт:
Закладка:
Исчезла, не сказав ни слова. Что ж, вполне в духе женщины, которая говорила, только если слова имели значение, которая крепко держала мысли и чувства при себе. Виржини вспомнила фотографию Мусы и мысленно пожелала Терезе и малышу удачи. Удивительно, как материнская любовь делает женщину уязвимой жертвой, но в то же время порождает в ней удивительную стойкость, выпускает на волю неистовый первобытный инстинкт – защитить дитя любой ценой.
На Рождество в больницу пришел Тенгку. После вязкой текучести на Амаранте время тут снова обрело структуру. Теперь Виржини отмечала смену дней, вела им счет, прибавляла их к сроку, который Джейк уже провел без сознания – двенадцать дней, – и сознавала, что с каждым ушедшим днем его шансы тают. Врачи постоянно говорили, что он идет на поправку, и в хорошие моменты она им верила. Вот он почти сжал ей руку, вот в его лице что-то дрогнуло… или ей только показалось? Но вечерами, когда больничный свет тускнел, синхронизируясь с сумерками за окном, когда скрип обуви медсестры по линолеуму в коридоре лишь изредка накладывался на писк аппаратуры Джейка, тогда поверить в это было труднее.
В последнее время Тенгку не появлялся. И вот он здесь. В форменной белой рубашке, золотые шевроны на плечах поблескивают в свете больничных ламп, как рождественские украшения.
– Капитан Тенгку, вы знаете, что сегодня Рождество? – Настроение у Виржини было далеко не праздничным. – В прошлое Рождество мы с Джейком планировали наше путешествие. Мы тогда экономили на всем, поэтому договорились, что купим друг другу по одному подарку, недорогому. Даже установили предельную цену – совсем скромную, – но он, конечно, ее превысил. – Браслет, который Джейк ей подарил, остался на «Путеводной звезде». Виржини обхватила пустое запястье пальцами. – Не знала, что в Малайзии отмечают Рождество.
– Некоторые – да.
– Конечно, тут же много католиков. А как насчет вас?
Капитан посмотрел на часы над дверью. Виржини проследила за его взглядом. Часы были старомодными, со стрелками. Мишура, которой они были увиты, трепетала под потоком воздуха из кондиционера, напоминая пальмовые листья, колышущиеся от морского бриза.
– Сегодня вечером вернется «Патусан», – сказал он.
Щелчки и гудение аппаратуры в палате, казалось, сделались громче. Виржини шагнула к тревожной кнопке, готовая вызвать медсестру, оглядела первый экран, второй, третий, но показания были такими же, как обычно. За те часы, что Виржини провела здесь, неотрывно глядя на приборы, она выучила все показатели.
Тенгку наблюдал за ней.
– Не волнуйтесь, – сказал он, и Виржини вспыхнула от гнева – он не врач, что он может знать о состоянии Джейка? Но тут же сообразила, что он имел в виду не Джейка, а Витора. – Я позабочусь о том, чтобы его взяли под стражу в полиции. Я… – Капитан снова посмотрел на часы, на дверь, на носки своих ботинок. – Я уже поговорил с начальником полиции.
– А он… – Она замолчала, догадавшись, что отстраненность Тенгку может быть связана с тем, что ему не хочется говорить, что ей самой тоже грозит арест.
Какие тюремные камеры в Малайзии? Господи, ее ведь могут задержать надолго – на недели, на месяцы. Надо найти кого-то, кто будет дежурить у постели Джейка. Но кто сможет бросить все и примчаться в Малайзию? Его отец в таком месте просто не выдержит. Она даже не уверена, что у него есть паспорт. Нужно выяснить, что ее ждет, существует ли риск, что Джейк останется один. Виржини заставила себя спросить:
– Меня начальник полиции тоже хочет видеть?
Тенгку встретился с ней взглядом:
– Мне он этого не говорил.
Она выдохнула, но тут же спросила себя, правильно ли это, заслуживает ли она свободы.
Уходя, Тенгку остановился в дверях, оглянулся, на лице его было выражение глубокой сосредоточенности.
– Виржини, вы ведь понимаете, что спасли Витору жизнь, когда столкнули те канистры с водой за борт?
Она вспомнила, как налетела на них, как канистры рухнули во тьму. Внутри все так и сжалось.
– Но я сделала это не специально. Я не думала.
– Это неважно. Это куда больше, чем он сделал для вас и Джейка. Он собирался бросить вас умирать. То, что вы сделали, пусть и неосознанно, дорогого стоит. Вы спасли его. Никогда об этом не забывайте.
На следующее утро, заскочив в гостевой дом, чтобы переодеться, Виржини возвращалась к больнице через гавань и увидела «Патусан». Вблизи он выглядел огромным – мостик приходился вровень с крышами построек в гавани – и чужеродным, цвет надстройки и корпуса контрастировал с небом и морем, а не сливался с ними. Виржини представила, как Витор босиком, в тех же шортах, которые были на нем той ночью, шаркает к полицейской машине со скованными впереди руками.
В больнице ее дожидалась Ани, дежурная санитарка.
– Миссис Виржини, скорее, мистер Джейк просыпается.
Коридор закружился перед глазами.
– Что?!
Ее не было какой-то час. От шока Виржини почти ничего не видела.
– Что с ним?!
Она уже бежала к палате.
– Миссис Виржини! – Ани бросилась за ней. – Он снова заснул. Но врачи говорят, что все хорошо.
Трубки исчезли, лицо у Джейка было расслабленное, умиротворенное. Ани оставила их, и Виржини придвинула стул к кровати. Все эти дни она постоянно вглядывалась в его лицо. Оно так отличалось от лица того Джейка, которого она знала дома, – костистое, худое, с обветренной кожей, с россыпью веснушек. Что еще в нем изменилось? Его чувства к ней? Она осторожно погладила его отросшие волосы. Какие длинные, надо бы подстричь.
Джейк заворочался, веки дрогнули, открыл глаза. И улыбнулся.
– Привет, – сказала она. И разрыдалась.
Позже, пока врачи и медсестры проводили обследования, Виржини позвонила Тенгку, но его телефон переключился на голосовую почту. Она не оставила сообщения, скажет все лично.
Когда медсестра усадила Джейка и вышла из палаты, он сказал:
– Иди сюда.
Она легла рядом, осторожно опустила голову ему на грудь. Он обнял ее. Некоторое время оба лежали молча, Виржини смотрела в окно. Этаж был высокий, так что она видела только облака.
Джейк заговорил, щекой она ощущала вибрации его голоса.
– Ви, ты ведь знаешь, что я люблю тебя? – Он замолчал, она все смотрела на облака. Джейк прерывисто вздохнул. – Когда я думаю обо всем, что натворил… увез тебя из дома, заставил тебя пройти через это. Из гордыни не позволил тебе помочь ни деньгами за лодку, ни с ремонтом. Боялся, что не смогу дать тебе то, чего