– Это всего лишь недопонимание. – Киттен продела свою руку через руку Стеллы, и теперь мы шли все вместе, в ряд. – И все по моей вине. Кстати, Стелла, у меня на примете есть идеальный мужчина для тебя. Друг моего нового поклонника. Почему бы нам не встретиться вчетвером? Пойти в кинематограф? Или вшестером – с тобой и Сэмом, Лючия?

Но никто не успел ничего ответить. Мы уже добрались до остановки трамвая, и к нам как раз приближался трамвай Стеллы. Я посмотрела, как она забирается внутрь, как вздрагивают ее черные блестящие кудри, выбившиеся из-под малиновой шляпки. И мысленно вычеркнула ее из списка приглашенных на мою свадьбу. Да, подумала я, пора сделать так, как советует Киттен.

Я торопилась на Робьяк-сквер, думая о своей будущей свадьбе и строя разные планы. Войдя в квартиру, я сразу поняла, что что-то случилось. Мамин голос я услышала еще из прихожей. Она кругами расхаживала по гостиной, и лицо у нее было темное, совсем больное. Баббо лежал на кушетке с закрытыми глазами и побелевшими губами.

– Она слишком старая! У нее есть муж и ребенок! Почему она не оставит Джорджо в покое? – почти с ненавистью воскликнула мама.

– Процедура развода уже завершена. И это самое главное. – У баббо был разбитый голос, а под глазами наклеены красные пластыри.

– Что произошло? – Я присела на кушетку рядом с ним и взяла его руку с кольцом в свою.

Он слабо улыбнулся и объяснил, что Джорджо и миссис Флейшман заходили на чай и объявили о своей помолвке.

– Вот что означали те две монахини и крыса, перебежавшая мне дорогу, – простонал он. – Твоя мать просто обезумела от горя.

– Джорджо помолвлен с разведенкой! Ей должно быть стыдно! Не то что я хочу, чтобы он совсем не женился, – что-то похожее на раскаяние прозвучало в ее словах, – но почему он не может жениться на девушке, которой столько лет, как ему? На девушке без чужого ребенка и мужа на хвосте?

– По крайней мере, она богата, Нора. И она уже разведена. – Баббо тяжело вздохнул.

– Ох, Джим, вечно ты высматриваешь, нет ли где денег поблизости! И наверняка сейчас думаешь, что ее богатенькая семейка в Америке как-то поможет тебе с книжкой.

Баббо смущенно закашлялся, но промолчал.

– Это ты все затеял, Джим. Позволил ей приходить в наш дом, вроде как печатать да книжки тебе читать. А она с первой минуты вела себя как бесстыжая шлюха! Сначала строила глазки тебе, потом ничего у нее не вышло, она и перекинулась на Джорджо… а он-то всего лишь молоденький паренек! А она уже замужем побывала и ребенка прижила! И как я подумаю, что ей лет столько, сколько мне… Вот ведь позор!

Баббо бросил на маму предупреждающий взгляд – как будто она зашла слишком далеко и переступила какую-то невидимую границу.

– Она приходит в мой дом, вертится здесь со своими деньгами и бриллиантами, как будто она графиня какая, а я никто. А потом крадет его, моего единственного сына, нашего сына, нашего Джорджо! – Мамин голос задрожал, и ее глаза наполнились слезами. – А как же семья, Джим? – Она упала в кресло и обмякла, словно из нее выпустили всю жизненную силу.

– Теперь у нас будет семья из пяти человек. Они не уедут далеко, останутся жить поблизости, – успокаивающе произнес баббо. – И разве тебе не приятно, что они хотят детей? Разве ты не желала бы иметь внука?

Только когда баббо упомянул внука, словно пелена упала с моих глаз. Джорджо уходит, по-настоящему уходит, чтобы строить свою собственную жизнь, писать свою историю. Последние десять месяцев он проводил все больше и больше времени с миссис Флейшман, и мы постепенно привыкли к его постоянному отсутствию. Но несмотря на это, мысль о том, что они могут пожениться, почему-то ни разу не пришла нам в голову. И лишь когда я подумала о том, что у Джорджо и Хелен, возможно, родится ребенок, я вдруг осознала, что Джорджо наконец совершил побег и освободился от мамы и баббо. Это повергло меня в шок.

– Она слишком старая, чтобы родить. В ее возрасте это плохо. – Мама сжала губы.

– Ей еще и сорока нет. Пока еще не очень поздно.

– Она, как змея, пробралась в наш дом и украла у нас Джорджо. И клянусь чем угодно, они укатят в Америку быстрее, чем ты скажешь «Дублинский залив»! И семья у нее – евреи! Ну почему, о боже мой, он не женился на ирландской девушке, которая стала бы мне хорошей невесткой!

Баббо поморщился, помял край пиджака и снова промолчал.

– Как, как я могу смириться с ее еврейскими деньгами? И как она им командует! Это стыд и позор, когда женщина имеет наглость так командовать мужчиной. Говорят, у нее было полно любовников, так что она еще, может, устанет от Джорджо и выгонит его из дома с поджатым хвостом. Я не стану с ней разговаривать. Вообще никогда. Не стану – и все. А что Стелла Стейн? Она милая ирландская девушка, и молодая. Или хотя бы Киттен. – Мама повернулась ко мне, будто только теперь заметила мое присутствие. – Как там Киттен? Он ей вроде бы когда-то нравился.

Я не успела ничего ответить. Баббо твердо сказал, что если она будет продолжать вести себя подобным образом, это еще больше отвадит Джорджо и лишь крепче привяжет его к миссис Флейшман. После этого он довольно резко напомнил ей, что Киттен – американка, а Стелла – еврейка.

– О-о-о, да что мне за дело! Я теряю своего мальчика! Отдаю его прямо в когти вампирше! – Мама коротко всхлипнула, и у нее перехватило голос.

– Ты просто думай о ней как о… – Баббо умолк на полуслове, и его взгляд стал отсутствующим.

Я знала, что сейчас он начнет восхвалять ее богатство, призывать маму подумать, сколько пользы могут принести нам деньги миссис Флейшман, и связи миссис Флейшман, и американская родня миссис Флейшман.

– А они могли бы помочь отменить запрет на публикацию «Улисса», баббо?

Он натянуто улыбнулся:

– Кто знает, mia bella bambina? Кто знает?

Той ночью я не спала. Я понимала, что побег Джорджо из квартиры на Робьяк-сквер лишь укрепит прутья моей клетки. И я снова и снова спрашивала себя, как мои родители решатся отпустить меня теперь, когда осталась только я одна? Когда серый утренний свет просочился сквозь ставни, я твердо уверилась, что пора воплотить мой план в жизнь. Мне было нечего терять.

Ноябрь 1934 года

Кюснахт, Цюрих