Шрифт:
Закладка:
Затем он стал с жаром рассказывать ей о своём монастыре в Амидской долине, о монастыре Святого Марона, как оказался там в детстве…
Сам город Амида расположен на правом берегу Тигра, его стены сложены из чёрного базальта.
На северо-запад от Амиды, через три римских мили, можно увидеть монастырь с высокой каменной стеной из бутового камня, крепко схваченного раствором из глины и щебёнки, залитой известью. Глухие дубовые ворота обычно закрыты. Хотя здесь, в монастырском обиходе, всегда были рады принять монахов, путешествующих по дорогам неведомо откуда и неведомо зачем.
Внутри монастыря сразу же бросается в глаза особенное расположение его построек. В центре находится столп, каменная естественная скала небольших размеров, на вершине которой сооружение, похожее на хижину бедного горца с одним маленьким оконцем и дверью из двух толстых досок, узкая и низенькая, так что входящему в неё поневоле приходится склонять голову. Это сооружение напоминает бочку Диогена, хотя называется кельей.
Вечером, когда подходит пора наставлений и бесед с юными послушниками, они собирались у этого столпа, и, расположившись вольно вокруг него, полулёжа или стоя, отдыхали после дневных трудов, ожидая наставника.
Наставник, святой Марон, старец-отшельник, одиннадцать лет провёл в дупле дерева. Затем, когда он поселился на этом столпе, к нему стали приходить люди со своими нуждами, селились вокруг столпа. И вот за тридцать лет место это обросло послушниками, превратилось в монастырь Святого Марона.
Он уже старец, седой, вылезал из своей кельи, садился на чурбак на его столпе и сначала спрашивал послушников, что было сделано ими доброго и полезного в этот день. Выслушав их, он уже затем начинал беседу с ними о богословских тонкостях, зачитывал на память из Писания, затем разъяснял смысл того, что заключено в Божественном откровении…
Когда же совсем стемнеет, он заканчивал беседу и удалялся в свою хижину.
Начиналась общая служба, послушники вставали рядами, а то и поодиночке, молились… Слышалось святое божественное пение…
В селениях же вокруг монастыря жизнь протекала совсем иная. В одном из селений, называемом Калеш, в домике из чёрного базальта, поселилась вот уже несколько лет тревога у молодой супружеской четы.
– Жена моя, Финона, перед Богом! – обратился к своей супруге Хаим, её муж. – У нас уже два сына умерли от какой-то неведомой болезни, не дожив и до трёх лет! И вот то же происходит с нашим третьим сыном!.. Смотри, он уже совсем посинел, тяжело дышит, вот-вот с ним случится то же, что и с теми!.. Должно быть, мы погрешили что-то перед Богом!.. В монастыре «Воздержанного» живёт святой старец, столпник Марон, наш земляк!.. Надо отнести к нему нашего малыша! Может, он поможет молитвами!..
Финона согласилась с ним. Посадив утром на ослика своего двухлетнего малыша, они отправились в монастырь «Воздержанного». Помогая, сменяя друг друга, они довезли малыша до монастыря, постучались в ворота.
Их впустили в монастырь. Они стали рассказывать викарию, что привело их сюда.
– Ребёнок у нас умирает от неведомой болезни! Уже двое умерли до него!.. Просим святого Марона помочь нашему мальчику! – с плачем вырвалось у Финоны.
– Да, да! – повторял за ней её муж.
Викарий, родственник Марона, подойдя к столпу, рассказал старцу, с чем пришли просители.
Марон, выслушав его, велел ему накормить ребёнка чечевицей на монастырской кухне.
Посетителей отвели на кухню, поставили на стол чашку с чечевичной кашей.
– Покорми своего малыша! – сказал викарий Финоне.
Матушка Финона стала насильно заталкивать в рот уже полумёртвому малышу чечевичную кашу. Тот не мог уже ничего делать сам… С трудом скормили ему чашку чечевицы… Малыш обессилел от тяжёлого для него занятия жевать и глотать кашу, закрыл в изнеможении глаза. Его голова упала ему на грудь, и он так и уснул на руках матери.
Его осторожно перенесли и положили на лавочку тут же, на кухне.
Родители присели с ним рядом, стали ожидать, когда он проснется.
Малыш спал долго. Уже наступили сумерки, когда он проснулся, глянул оживлёнными глазами вокруг. Заметив мать, он попросил поесть…
Матушка Финона, обрадованная, накормила его снова чечевицей.
– Ну вот он и ожил, – добродушно проворчал викарий.
Финона со слезами на глазах стала благодарить его.
– Святой отец, до гроба мы теперь обязаны тебе! – воскликнула она так, чтобы слышно было отшельнику на столпе.
– Возьми его и иди! – откликнулся Марон на этот зов матери малыша. – Воспитывай его два года, а потом приведи ко мне, ибо теперь он мой сын, и не суждено ему умереть, прежде чем похоронен будет отец его!..
Родители посадили малыша на ослика и ушли из монастыря.
Прошло два года, и родители привезли своего малыша, именем Иоанн, в монастырь «Воздержанного».
Передавая его на попечение в новые руки, матушка Финона всплакнула, поцеловала сына в лобик.
– Ну, иди! С Богом! – передала она его викарию.
Иоанн был слабым болезненным ребенком. На всё вокруг он глядел большими впечатлительными глазами, серьёзно, не по возрасту.
– И быть ему «сыном Завета»! – сказал Марон со своего столпа.
Произнося над новеньким имя «сын завета», он указал этим пострижение новенького.
Один из монахов подготовил ножницы. Затем, когда Марон кивнул ему головой, он выстриг на макушке Иоанна маленький кружок. В этот же день постригли, как «сынов завета», ещё новеньких мальчиков, недавно поступивших в монастырь.
– Был там и мальчик из соседнего села Бет-Марга, звали его Мара, – сказал Иоанн Кесарии. – С ним мы сразу же подружились!..
– Да, Иоанн, тебя в младенчестве принял Иисус Христос в свои божественные руки! – сказала Кесария, когда он закончил свой рассказ. – Ты прочитай у Филоксена «Анаформу» и «Чин крещения»… А также тринадцать поучений о христианской жизни и христианском характере!.. И обрати внимание: какой у него изящный слог!.. Это не какой-то там Флавиан, патриарх Антиохийский, которого они, монахи, во главе с Филоксеном, низложили на Сидонском соборе…
Кесария помолчала, затем перешла с чего-то на другую тему.
– Здесь моя душа находится в суматохе, и у меня просьба к тебе… Спасти мою душу, пойти тайно во внутреннюю пустыню, найти для нас место, в котором есть источник воды, взять с собой одну женщину-служанку и одного слугу… Там мы можем успокоиться вдали от суматохи и злых вещей этого мира, от людей, от которых я стремлюсь убежать…
Иоанн растерялся от такого предложения, стал успокаивать её.
– Вы старая и слабая женщина… Ваша природа недостаточно сильна, чтобы выдержать эти ваши мысли и вынести
