Кстати, выпрямить только задние конечности теоретически намного

проще, чем обе пары.

Вернемся к нашему триасу: тогда же появляются и лонгисквамы

( Longisquama insignis), у них, видимо, были удлиненные чешуйки, которые могли использоваться теоретически для полета (хотя точно не

известно, действительно ли это чешуйки и имеют ли они в

действительности к лонгисквамам какое-то отношение или это

случайные образования, просто оказавшиеся рядом со скелетами

лонгисквам). Однако и это были все те же живые планеры. Они могли, конечно, «перелетать» с дерево на дерево, но не освоили машущий

полет: скажем, широкие просторы над озерами, реками и побережьями

были для них недоступны. И лишь первые птерозавры гордо понесли

свои тушки над водной гладью. Позднее появились и первые птицы, еще более преуспевшие в освоении воздушного (и не только

воздушного) океана.

В меловом периоде (поздний мезозой) цветковые растения широко

расселились на континентах, появились многие современные

насекомые (в том числе общественные). Об одной группе в силу ее

многочисленности скажу особо. В конце мезозоя, понабравшись

методом горизонтального переноса генов у других организмов, бурное

видообразование начинает очень древняя, появившаяся, видимо, еще в

каменноугольном периоде (по крайней мере, так утверждают генетики) группа насекомых – жуки[12]. Да что там видообразование: 95 %

современных семейств жуков именно мезозойского происхождения.

В мезозое возникли черепахи и змеи. Наконец, крокодилы появились

тогда же, в триасе, да и крокодилы «современного образца», близкие к

ныне живущим, тоже мезозойского производства, правда, уже

позднемезозойского (а начало мезозоя – это вообще настоящее

крокодилово царство, но об этом речь пойдет в специальной главе).

Даже папоротники кое-чему «научатся» именно в мезозое (методом

безвозмездного заимствования, то есть горизонтального переноса

генов), усовершенствуют фотосинтез и приспособятся к жизни в тени

больших растений[13]. Уже в финале, на границе мела и палеогена, происходит взрыв разнообразия лишайников[14].

Бунтарям и диссидентам тоже стоит присмотреться к мезозою, конкретнее – к мезозойским морям. Тогда в океанах происходит, не

побоюсь этого слова, революция. Точнее, мезозойская морская

революция, сопровождавшаяся, как это и бывает с революциями, неслыханным террором. Тогда впервые среди морских хищников

широко распространились, извините за выражение, дурофаги

(специалисты по разгрызанию панцирей, костей и прочих твердых

штук), сразу же обратившие пристальное внимание на то, что

происходит на дне (это не значит, что до этого дурофагов вовсе не

было, но они были, кажется, не столь заметны). Раньше существо, обзаведшееся панцирем, могло быть относительно спокойно: оно

лежало на дне – хищники плавали где-то в толще воды, все были

довольны (хищники не очень). И вдруг такое… Обитателям океанского

дна пришлось несладко, это был суровый мезозой, они выживали как

могли. Насколько я понимаю, именно в мезозое морские ежи

научились сооружать «цельнолитые» панцири[15]. В мезозое же

появилась совершенно новая группа этих животных – неправильные

морские ежи[16]. Дело вовсе не в том, что они были склонны к

аморальному поведению. Отличия неправильных ежей от правильных

сугубо анатомические, и связаны они с особенностями питания этих

неправильных ежей. Впрочем, за разъяснениями, какие это существа и

как они дошли до своего неправильного состояния, лучше обращаться

к Александру Владимировичу Маркову.

Однако вернусь к панцирям: конечно, когда они перестают надежно

защищать, логично ожидать, что от них будут избавляться, но ежи

имели свое мнение. Возможно, перед нами результат некоей гонки

вооружений – чем массивнее и крепче становились челюсти

дурофагов, тем плотнее становились панцири ежей, пока не

образовали цельный панцирь. Впрочем, еще раз скажу – не стоит

принимать мои слова за истину – специально я не знакомился с

эволюцией океанской фауны, и, вполне возможно, эволюционные

процессы на морском дне происходили иначе.

Несмотря на колоссальные изменения, которые происходят в морях, именно в мезозое, а конкретнее в середине мелового периода, суша

наконец-то

обогнала

океаны

по

разнообразию

видов

макроскопической живности (включая растения и грибы)[17].

Разумеется, к подобным глобальным оценкам надо относиться с

большой осторожностью (не надо мне во всем верить) – дело может

быть в неполноте картины, которую мы сейчас видим. И все же

увеличение разнообразия, видимо, было заметным.

Мезозой – эпоха, богатая очень жизненными событиями,