диноископаемых

российские

ученые

предпочитают

специализироваться на том, чего здесь в избытке (хотя, разумеется, монгольские и казахские находки были и остаются дивным

подспорьем в палеотрудах наших специалистов). Оговорюсь и еще раз, что, тем не менее, все не так печально в нашем отечестве с

диноведами:

один

из

«авторов-описателей»,

обнаруживших

упомянутого выше килеска, Александр Аверьянов, хотя и

специализировался

изначально

на

древних

млекопитающих,

стремительно расширяет сферы своей очень научной деятельности, сейчас это один из крупнейших специалистов по птерозаврам, и

именно под его научной редактурой мы сейчас читаем, например, Дэвида Хоуна или Стивена Брусатти. Так что нельзя сказать, что в

диноведении у нас существует совсем уж вакуум, но если сравнивать с

другими областями палеонтологии, людей, изучающих динозавров, пока не так много.

И это дает мне небольшой шанс: грех жаловаться, что не профи

берется за дело, если профессионалы все еще обидно

немногочисленны.

Еще одно ограничение, существенно облегчившее мне задачу: по

большей части я буду говорить о мезозое, в меньшей степени – о

палеозое. Кайнозой (современный, длящийся уже 66 миллионов лет

период), да простят меня ценители этой эры, мне не столь интересен.

Это период, в который все более-менее встало на свои места и

враждующие кланы, клады, окончательно поделили сферы влияния: потомки нептичьих динозавров – птицы заняли дневные небеса, а

млекопитающие стали господами суши, ночного неба, а некоторые и

морей. Если кайнозой и будет упоминаться, то нечасто.

Почему все-таки мезозой? Самый простой и совершенно

неудовлетворительный ответ: мезозой – время, когда происходит много

всего интересного, а мир животных и растений постепенно становится

таким, как мы его знаем сейчас. Разумеется, он не стал бы таким, каков

он есть, без кембрийского взрыва, без выхода первых растений, членистоногих и позвоночных на сушу, без заселения (автор

поправляет «профессорские» очки) высшими сосудистыми растениями

водоразделов, без появления первых летающих организмов (крылатых

насекомых)

и

первых

синапсид

–

древнейших

предков

млекопитающих. Без всех этих событий не появились бы ни наши

питомцы, ни растения, которыми мы привыкли питаться, ни, что еще

печальнее, мы сами; и все это случилось до начала мезозоя. Однако

чем дальше в глубь веков мы отправляемся, тем причудливее

становятся животные и мир, с ними привыкшему к кайнозойским

реалиям читателю сложно соотноситься. Даже цвет неба в

каменноугольный период из-за высокой концентрации кислорода в

атмосфере, скорее всего, заметно отличался от сегодняшнего… Чтобы

это представить, нужна не книга, а шлем виртуальной реальности.

Мезозой же – он где-то посередине: организмы выглядят странно, причудливо, но они узнаваемы, мы к ним привыкли, хотя бы благодаря

кино, мультипликации и популярной фантастике. Как уж там выглядит

мезозойская живность на самом деле и насколько соответствует

наиболее распространенным представлениям о ней – другой вопрос.

Даже представители «родного» кайнозоя для нас порой не столь

привычны, как какая-нибудь палеозвезда мезозойского производства.

Почти все знают, например, кто такой тираннозавр рекс, а вот то, что

совсем недавно (по геологическим меркам) Южную Америку и

Австралию населяли сухопутные крокодилы, точнее крокодиломорфы

и крокодилы, для большинства будет неожиданностью, как и сам факт

существования сухопутных крокодилов, что давным-давно было

скорее нормой. Почти такого же мнения придерживается палеонтолог

и популяризатор науки Марк Уиттон. Он говорит о секрете

популярности конкретно динозавров, но птерозавры и завроптеригии –

летающие и морские «ящеры» – идут с динозаврами в представлении

среднестатистического человека «одним комплектом». В парках и

мирах юрского периода с динозаврами скопом возрождают и

неродственную им морскую и летающую мезозойскую живность. Если

вспомнить первый фильм цикла, то там в брюшке некоего застывшего

в янтаре палеомоскита была обнаружена ДНК именно какого-то

динозавра. Как же на свет появляются птерозавры и плиозавры?

Можно представить, что древний кровосос героически перекусал всю

окружающую его фауну и не поленился даже спуститься на океанское

дно, но это как-то маловероятно – создатели просто не задумались над

тем, что такой способ восстановления не подойдет для неродственных

динозаврам животных. Журналисты тоже до сих пор время от времени

именуют птерозавров или плезиозавров динозаврами. Вернусь к

Уиттону: секрет популярности динозавров, по его мнению, состоит в

уникальном сочетании простоты их конструкции с необычностью, под

которой главным образом понимается «масштаб» мезозойских

«личностей» – ничего близкого по размеру к зауроподам со времен

мезозоя на Земле действительно так и не случилось.

Долгой истории популяризации динозавров (а ей уже более 100 лет) Уиттон также отдает