— После этого собора, — вернулся к рассказу святитель, — папа римский назначил Исидорку митрополитом Киевским и всея Руси, а Виссариона Никейского тогда же оставил у себя кардиналом. Ну с нашим-то вы знаете, что приключилось. Скажу только, что тут твой отец, государь мой, твёрдость проявил. Поглядев, что Исидор явился на службу в храм Богоматери с латинским крестом, который несли перед ним, послушав, как он в литургии поминает вместо Вселенских патриархов папу Евгения, как читает грамоту Флорентийского Собора, противоречащую нашему древнему учению, великий князь осерчал и приказал изменника заточить в Чудов монастырь под стражу. Конечно, изумлены все были Исидоровой той службой, но родитель твой, государь, сразу понял зловредность его новшества. Ведь именно такие резкие перемены в законе сеют вообще недоверие к нему в народе. Через пару месяцев этот грек бежал к папе, и где он теперь — не знаю. А Виссарион, вишь, теперь процветает, исповедует латинство. Потому очень уж я сомневаюсь, чтобы его воспитанница сохранила верность православию...

— Так посол утверждает!

— А он такой же хитрый, как и сам Виссарион. Он тебе что хочешь скажет. Да придёт время, во всём сами убедимся. Ну а если всё же Софья католичкой себя объявит, я сразу предупреждаю — венчать тебя с ней не стану. Придётся тебе искать другого пастыря. Государыня на Руси православной быть должна, дабы народ её понимал и распрей религиозных на земле нашей не возникло. Мы и так со всех сторон иноверцами стеснены, одна у нас сила — в крепости веры и твёрдости соблюдения её законов. Помни, что с Византией произошло после того как из Рима её пастыри с латинством воротились. Народ от этих пастырей отвернулся, раздоры да смуты начались, оттого турки и поглотили их с такой лёгкостью.

Митрополит распрямился, повернулся в сторону входной двери:

— Пора мне, вечерня начинается. Хочу сам поприсутствовать. Что касается брака с деспиной Софьей, — я уже благословение своё дал. Надеюсь, на славу Руси такой союз послужит.

— Спасибо, владыка. Я сегодня у себя помолюсь...

— Да и мне пора, — засобиралась матушка. — Пойду на службе постою, а потом гляну, чем внучек занимается.

За окном действительно быстро темнело — короткий предзимний день пролетал молниеносно. Оставшись один, Иоанн подошёл к окну. Снег в начинающихся сумерках казался голубоватым. В стороне виднелись купола того самого Успенского собора, о котором только что убивался владыка. И он был прав. Крепость вся требовала перестройки, обновления. А стало быть, огромных средств. И они понемногу прибывали, накапливались. Расширялась территория Руси, стало быть, росли доходы от налогов; после нескольких неудачных попыток добиться получения дани или хотя бы богатых даров совсем почти отстала Большая Орда. Несколько лет уж дальше рязанских окраин татарские шайки не прорывались — их отбивали пограничные рязанские же казаки из наёмных сторожевых отрядов или специально посланные государевы дружины. Правда, появился новый опасный противник.

Около тридцати лет назад на развалинах разгромленной сначала русичами, а затем ордынцами Волжской Булгарии обосновался изгнанный братом Киримом из Золотой Орды хан Улу-Махмет со своими сторонниками. Собрал вокруг себя разного рода беглецов, остатки местных жителей и провозгласил себя Казанским царём. С того времени не стало русскому княжеству покоя от постоянных татарских набегов и с востока. Но, слава Богу, минувшим летом, собравшись многими силами, русские войска разгромили казанцев. Сейчас главной занозой становились отношения с Великим Новгородом.

Иоанн быстро подошёл к столу и позвонил колокольчиком. Тут же в комнату вошёл молодой человек, безбородый и безусый, широкие плечи его были затянуты тёмно-синим кафтаном, расшитым цветными нитями, из-за его распахнутых бортов красовалась светлая, ярко расшитая красными и золотистыми нитями рубаха, подпоясанная широким ремнём. На ногах даже в сумерках светились красные яркие сапоги. В них были заправлены тонкие тёмные порты. Это был Владимир Гусев, которого недавно великий князь сам лично взял к себе на службу. Во время осенней охоты под Александровом один ловчий Иоанна подвернул ногу, второй слёг с жаром. И тогда брат Андрей Меньшой предложил ему в помощники сына своего боярина Гусева Елизара — Владимира. Юноша понимал все желания государя с одного взгляда, был умён и расторопен, соколы его слушались, как ручные попугаи. Да и видом своим был приятен: гладкие аккуратные волосы, стриженные «под горшок», чистый, опрятный. Особенно нравилось Иоанну лицо парня — честное, открытое. После охоты он пригласил Владимира к себе на службу, и тот с радостью согласился. Правда, матушка выразила неудовольствие, мол, не по чину. Но Иоанн Васильевич возразил, что берёт молодца не в думу боярскую, а в дьяки, на побегушки. К тому же род Гусевых не из захудалых — из Добрынских, а его дядя Василий Образец — знатный воевода. Пока что Иоанн в новом дьяке не разочаровался.

— Владимир, не воротился ещё посол из Новгорода?

— Так ведь только пять суток прошло, как отбыл, а туда три дня пути, да обратно, так что ещё пару дней подождать придётся.

— Да-да, я заторопился. Надобно в Коломну отъехать. Там сейчас пушки для обороны немецкие мастера отливают, да порох испытывают. Хочу сам видеть всё это. Впрочем, так решим: распорядись, чтоб все готовили к завтрашнему утру для отъезда в Коломну. Если никаких срочных вестей из Новгорода не будет — пусть посол здесь ждёт. Я отъеду лишь дней на пять. Если спешка какая, пусть тоже в Коломну прибудет. А теперь прикажи печи подтопить — прохладно. И в мыльне вели воду подогреть. Больше сегодня никого не приму, дел никаких не назначаю.

Владимир, внимательно выслушав великого князя, поклонился и вышел в дверь, ведущую в сени — там дьяки по очереди и ночевали. Иоанн же, вспомнив про дары, привезённые Фрязиным, подошёл к сундучку, открыл его. Там лежала книга в красивом кожаном переплёте, большой серебряный латинский крест на серебряной же толстой цепи, два бронзовых хорошей работы подсвечника и серебряная чаша с изогнутой наподобие капризной змеи ручкой и литыми фигурками по основанию, которые в наступивших сумерках было трудно разглядеть.

Иоанн снова позвал Владимира и приказал отнести всё в Казённый приказ. Каменные подвалы для хранения его казны располагались под храмом Рождества Богородицы, имелись хранилища и в Казённом приказе. В самих жилых помещениях как государевых, так и матушкиных, да и у большинства других бояр, ценные вещи, как правило, не сберегались. Все почти строения в городе были деревянными, и частые пожары могли в любой момент обратить их