казалось, что воздуха едва хватает для судорожного вдоха. Ей стали сниться сны, в которых они с Мишей держатся за руки. Оляна вспоминала рассказ мамы о том, как та полюбила папу с первого взгляда. И ей хотелось так же: с первого взгляда и на всю жизнь, идти рука об руку.

Тогда казалось, что то, что она чувствует к Мише, это и есть то самое. Она представляла, как будет всегда-всегда с ним. Так же гулять и обо всё говорить. А потом к ним присоединятся их дети…

В конце обрядовых празднеств, на завершающий ритуал очищения — Купалу — Оляна упросила прадедушку Ладимира допустить и Мишу.

И ради человека прадед даже держал некоторые иллюзии, чтобы не смущать человека иными, не слишком похожими на людей участниками праздника: например, озорными огневицами, которые начали свой финальный танец, закончившийся поджогом огромного главного костра — Царь-огня — из вытащенного со дна озера топляка, сетей, неводов и ритуальных подношений. Тот, получив дар огневиц, полыхнул сразу весь — ярко и мощно, с утробным удовлетворённым гудением; вершину его венчало колесо — символ Солнца, — а в небо летели огромные яркие искры, которые как будто зажигали звёзды. Оляна знала, что огневицы в расплату за обряд потеряют человеческий облик до самой зимы. От них останутся лишь угли, которые нужно будет со всем тщанием собрать и принести в Гнездо. Ближе к Коляде огневицы из угольков превратятся в детей, за которыми чаще всего присматривал дедушка-Огнеслав. Когда Оляна и её сёстры были маленькими, они иногда играли с «живыми огоньками». Те дети быстро росли — как говорится, не по дням, а по часам, — и к Купале уже становились «девушками на выданье», единственная задача которых — пожертвовать собой в обряде поджигания Царь-огня. Озара даже с кем-то из них могла общаться в силу своей близости к огню.

Миша охнул, увидев зажигание огромного костра, но вроде бы особого удивления не выказал. Оляне было любопытно, что увидел её любимый, но она смолчала, ничего не спросив. Далее потянулись в хоровод русалки и полевицы с венками и цветами в распущенных волосах и специально расшитых рубахах.

Во взгляде Миши отражались блики огней, он улыбался так искренне и как будто чуть растерянно. Ладонь Оляны лежала в его руке, и она, поддавшись чувствам, как заворожённая, потянула его прыгать через один из малых костров, зажжённых уже от Царь-огня в ходе обряда очищения. В Купалу вот так, взявшись за руки, через костёр прыгали только парочки. Так Оляна хотела показать Мише, что готова считать его суженым.

Но сначала Миша замер перед костром, вглядываясь в полыхающие языки пламени, а затем посмотрел на неё глубоким взглядом. Оляна так и не поняла, что в нём было. Ей даже показалось, что Миша что-то прошептал одними губами, и на миг в сердце кольнуло стылой иглой, так как послышалось, что он сказал «прости» или даже «прощай».

А потом они прыгнули.

Миша кулем упал с другой стороны костра, сильно напугав Оляну: почудилось, что он не дышал. Оляна приложила ухо к его груди и услышала совсем слабый стук.

— Что?.. Где я? — моргнув, сел Миша, рассматривая её мутным взглядом. Вокруг них начала собираться перешёптывающаяся толпа.

— Проводи его до дома, — сказал прадедушка Ладимир, посмотрев из-под кустистых бровей.

«О̷л̷я̷н̷а̷ ̷з̷р̷я̷ ̷п̷р̷и̷в̷е̷л̷а̷ ̷э̷т̷о̷г̷о̷ ̷п̷а̷р̷н̷я̷.̷ ̷П̷р̷а̷з̷д̷н̷и̷к̷ ̷и̷ ̷о̷б̷р̷я̷д̷ы̷ ̷н̷а̷р̷о̷д̷о̷в̷ ̷Н̷а̷в̷и̷ ̷н̷е̷ ̷д̷л̷я̷ ̷п̷р̷о̷с̷т̷о̷г̷о̷ ̷ч̷е̷л̷о̷в̷е̷к̷а̷», — услышала она с помощью Дара в спину.

Глава 4

Воспоминания плохие

— Я много выпил, да? — пьяно улыбаясь, спросил Миша, действительно как-то пошатываясь. — Где мы были? Дискотека какая-то на озере, что ли? Там вроде девки танцевали и музыка странная… О, а ты тоже ничего… Как зовут?

Оляна так переживала, что навредила Мише тем, что хотела разделить с ним свой любимый праздник, что почти не слушала, что тот бубнит себе под нос.

— Ничего не помню, в голове шумит. Эй, ты слышишь вообще? Как, говорю, тебя зовут? Напомни.

— Что? — переспросила Оляна, вглядываясь в лицо Миши. Тот страдальчески хмурил брови.

— Говорю же, голова трещит от выпитого. Забыл, как тебя… Мы на празднике познакомились или как?

— Но мы… мы уже две недели… — прошептала Оляна. — Я… Я Оляна…

— Оляна? Зовут так странно, прям как нашу Блаженную из класса… У неё ещё фамилия такая смешная — Правда. Оляна Правда. А у тебя какая фамилия? — в полумраке, несмотря на то, что юдварги видят лучше людей, Оляне сначала показалось, что Миша так не слишком удачно шутит, но потом она всё же увидела, что тот серьёзен и одновременно растерян.

— Правда… — прошептала Оляна не в силах поверить, что Миша всё забыл. В голове начали мелькать мысли и сомнения. Костёр не принял её суженого? Очистительный огонь не поверил в его намерения? Или её чувства? Или всё дело в том, что она юдварга, а он — человек, даже не кудесник, как мама и её Род. — Моя фамилия Правда… Я и есть та Оляна Правда.

— Пф… Очень смешно… — Миша схватил её за плечи и развернул лицом к свету фонаря: они как раз дошли до деревни вокруг озера. — Ого! И правда… Правда.

Между ними разлилось молчание.

— Что ты там про неделю говорила?

— Две недели, ну то есть даже больше… — перевела прошедшие восемнадцать дней, с семидневную неделю Оляна. — Мы с тобой… Ну…

— Ого. Две недели? Да это прям рекорд, — весело хмыкнул Миша. — Так говоришь, мы уже две недели вместе? Меня что, головой об камень приложило, что ли? Какое вообще число сегодня?

— Шестой день месяца хейлетъ…

— Что⁈ Какое?

— То есть, то есть… восьмое июля. Да, восьмое… или уже девятое. Полночь наступила уже. Точно. Мы перед днём летнего солнцестояния, двадцать первого июня, встретились… — торопливо пояснила Оляна, теряясь в догадках о том, что же такое случилось.

Миша промолчал, о чём-то задумавшись, а когда они дошли до дома его дедушки с бабушкой, попытался её поцеловать.

— Ты не так меня понял. Прости! — смутившись и запаниковав, Оляна убежала, не зная, что и думать.

Набравшись храбрости, она вернулась к дому Миши через день, но его дедушка сказал, что тот ещё вчера уехал в Себеж.

«Совсем нынешняя молодёжь без своего интырнету