степь и вернувшийся к Кучуму уже в ином качестве – главным эмиром Среднего жуза. Его полномочия, данные Тауекель-ханом, были велики, он приступил к переговорам с сибирским беком Сейтеком – и вместе с ним был пленен. Теперь, как донесли Годунову, старик предавался ученым изысканиям и писал сочинения о своем племени.

Боярину было трудно даже вообразить, как человек, не имея под рукой старых книг и летописей, может сподвигнуться на такие сочинения. Он сам в силу своей малограмотности очень многое держал в памяти, но ведь не подробности военных походов, случившихся пятьсот лет назад.

– Иным разом привези с собой Кадыр-Али, – попросил Годунов.

– Иншалла.

– Очень достойный человек. Хочу потолковать с ним и понять, кто такие киргиз-кайсаки…

И тут Годунов понял, что совершил ошибку.

– Мы – казахи! – заносчиво перебил его Ораз-Мухаммад.

Боярин попытался выговорить это слово так, как произнес молодой воевода. То ли «казаки», то ли «хазахи», во всяком случае, звук был непривычный для русского уха и языка. Но Ораз-Мухаммад одобрительно кивнул – он оценил любезность Бориса Федоровича.

– Садись, сразимся, – предложил Годунов, указывая на шахматный столик. Он знал, что обыграет воеводу.

Ораз-Мухаммад сел с той стороны, где темные фигурки. Годунов велел ему пересесть – играющий белыми имеет больше возможности победить. И дальше их разговор шел под постукивание фигурок о столик.

Начало игры было для боярина несложным – они и с покойным государем стремительно проскакивали начало, наскоро разменивали несколько фигурок, а потом уж было над чем поломать голову.

– Знаю, о чем просить пришел, – сказал Борис Федорович. – Хочешь встретиться с послом хана Тауекеля. Мне донесли – посольство уже в двадцати верстах от Москвы. Для него приготовлен Крымский двор, хоть он и маловат. Забор укрепили, стрельцы в караулы назначены.

– Хочу.

– Ораз Онданович, так за чем же дело стало? У меня в палатах и встретишься. Посольство явится к великому государю, потом будет пир. А дня через два я приму посла у себя. Тогда и будешь зван. Ты лучше дай мне совет – чем таких гостей потчевать.

Годунов имел в виду не только застольное угощение. Обычно после приема у государя послам посылались туда, где их поселили, «корма» – большие блюда с лакомствами от царского стола, дорогие вина. Боярин и у себя завел такой же обычай. И его «корма» были не хуже царских.

– Посол был бы рад увидеть на твоем столе казы, бесбармак – как его подают самым почтенным гостям, жал-жая. Но для этого нужно нарочно откармливать лошадей. На Москве такого нет. Думаю, будет хорошо, если послу поднесут вареную баранью голову, это знак уважения. А все прочее – баранина, хороший хлеб, пироги пряженые… У нас пшеничная мука дорогая, а на Москве ее сколько угодно, – сказал воевода, и боярин отметил это «у нас».

– А еще?

– Пришли ко мне своего повара, мой его научит готовить кауырдак. Это бараньи потроха – когда режут барашка, женщины очень быстро это делают, чтобы сразу подать мужчинам. Посол будет удивлен, но оценит твое к нему расположение.

– Благодарствую… Ты гляди, какой я сделал ход и какой твоей фигуре угрожаю, – предупредил он.

– Так смогу я увидеться с послом?

– В моих палатах, Ораз Онданович.

Это было сказано строго и даже жестко.

– Отчего я не могу приехать к Кул-Мухаммаду на Крымский двор? Мы давние знакомцы, вместе выезжали на ястребиную охоту…

– Оттого, Ораз Онданович, что посол хана Тауекеля имеет задание: помочь тебе покинуть Москву и присоединиться к хану. Об этом догадаться нетрудно. Будь внимательнее, я угрожаю твоему коню. Конечно, у него есть и другие цели. Я знаю, что хан Тауекель готовит поход на Бухару. Это будет большая война. Хану нужно оружие огневого боя – пушки, пищали, к ним порох. А где их взять, коли не у меня? И ты ему для этого похода тоже нужен. Я позвал тебя сюда, зная, что будешь проситься домой…

– Буду! Отпусти меня! – воскликнул молодой воевода. – Не могу более тут жить. Я тут – как лист одинокий, с высокого дерева слетевший.

– Отчего ж одинокий? Твоя семья с тобой. Государь тебе поместье на Оке пожаловал. Двор твой богат. Чем тебе тут плохо, Ораз Онданович? Иль ты у меня не желанный гость? Иль государь тебя не милует?

Ораз насупился, сдвинул черные брови, глаза сузились. Годунов сам не понял, как вышло, что отшатнулся от степняка.

– Тебе, как сказал твой Кадыр-Али-бек, сейчас двадцать три года всего. А ты уже показал себя доблестным воеводой. Не твоя вина, что ты, служа хану Кучуму, к нам в плен попался. Иначе быть не могло, не мог ты один хану Кучуму целое войско заменить. Да и воевода Чулков сумел вас с Кадыр-Али и Сейтек-беком в ловушку заманить. Я сразу понял тебе цену, Ораз Онданович. Когда мы шведа воевали – кто, как не я, настоял поставить тебя во главе сторожевого полка. А кончил ты войну уже воеводой полка левой руки. Будут еще войны, явишь себя во всей красе. Над главным полком тебя поставлю, хочешь?

– Хочу за своих биться. Я нужен моему хану. Отпусти! За меня кого попросишь – в аманаты дадут, хоть ханских детей.

– Мне дети тебя не заменят. Прямо тебе скажу – не всякому народу дается такой владыка, как твой дядюшка Тауекель-хан. Но он желает все сразу – и пушек, и тебя. Эх, будь ты посговорчивее…

Ораз-Мухаммад промолчал. Он понял, о чем речь. Ему уже несколько раз предлагали покреститься, как это сделали многие татарские и ногайские юноши из лучших родов. Приняв крещение, он бы не знал отбоя от свах – все княжеские и боярские дочери были бы готовы хоть завтра под венец.

– Моей Аксинье скоро тринадцать. Красавицей растет. Хочешь – покажу?

Ораз-Мухаммад вырос там, где степные красавицы не прятали своих лиц. Да и смешно девушке, которая чуть ли не с рождения садится в седло, кутать лицо – на полном скаку ветер любое покрывало сорвет. Живя в юрте, не станешь прятаться от людей – и ты всех увидишь, и тебя все увидят, и греха в том нет.