— А я их тебе насовсем возвращаю! — Даштемир продолжал скалить зубы. — Бери! Отнеси до­мой и поставь на видное место. Мама спасибо ска­жет. Только не говори дома, что был у меня... По­нял?

Сайбун и сам не заметил, как сунул будильник обратно в карман, как очутился на улице. Он по­стоял во дворе, глянул на дверь сарая, увидел смеш­ную рожицу с надписью: «Даштемир» — и, еще не осознав всего, что произошло, направился до­мой.

Кажется, все устроилось! И часы будут дома, и дружба с Даштемиром не нарушилась. И все-таки Сайбуну было обидно, грыз его какой-то маленький червячок. Ну почему Даштемир отказался от его подарка, почему не взял часы?

РАССКАЗ ПАПЫ

Вечером Сайбун осмотрел ласточку. Ранка на боку совсем зажила, только царапинка осталась.

Жила ласточка в ящике. Чтобы ей было светло, Сайбун выпилил в нем несколько узких окошек. Ласточке тут нравилось. Во всяком случае, уже второй день она прохаживалась по дну ящика, слов­но настоящая хозяйка, и пила воду из блюдечка. Изредка она даже пела: «Чир-чир-чиррук!»

«Скоро совсем выздоровеет, — решил Сайбун, — тогда и выпущу на волю».

Но, откровенно говоря, расставаться с ласточ­кой ему не хотелось: привык он к ней.

Настроение у Сайбуна — лучше не надо. Во-пер­вых, он сказал маме, что не отдал часы Даштемиру, а сам починил их. Во-вторых, он нашел книгу, которую еще неделю назад дала ему классная руко­водительница Ольга Васильевна.

Книга эта раньше куда-то запропастилась, и Сайбун не очень-то жалел об этом. Неинтересная. Правда, Сайбун сделал такой вывод потому, что принялся за нее с предисловия.

Теперь предисловие он пропустил, и книга вдруг оказалась интересной. Говорилось в ней о том, как во время гражданской войны красные пар­тизаны Дагестана сражались с деникинцами и бан­дами имама Гоцинского.

Маме опять нездоровилось, болело сердце, и она пораньше улеглась спать. А Сайбун все читал и читал.

Никто не мешал ему восхищаться смелыми, ли­хими партизанами. Как здорово они дрались с врагами! Как смело шли в бой за власть Советов! Да, если б Сайбуну повезло, и он родился в то пре­красное, грозное время, он бы тоже дрался с белы­ми и был настоящим героем!

Увлеченный чтением, он не заметил, как при­шел отец. Сегодня отец работал в вечернюю смену.

— Ты что не спишь? — спросил он, заглянув к Сайбуну.

— Читаю. — Сайбун остановился, словно на­ткнулся на стену. — Папа, знаешь, а часы ходят! — Он не решился сказать, что починил их не он.

— Неужели? — Отец взял в руки будильник. — И правда, ходят! Видно, руки у тебя мастерови­тые. Как у меня... — Отец вздохнул. — Обидно мне порой, что упустил я свое время, не учился. А то бы большим человеком стал...

Он посмотрел на Сайбуна, словно хотел найти на его лице ответ на какой-то вопрос.

— Ну почитал, и хватит. Уже второй час ночи, тебе завтра рано вставать.

— Мне эту книгу вернуть надо, — объяснил Сайбун. — Ольга Васильевна дала на три дня, а я неделю держу.

— А что за книга? — заинтересовался отец.

— «Борцы за власть Советов в Дагестане». Тут и про наших даргинцев есть. Ты читал, папа?

— Нет, — тихо ответил отец. — Признаюсь тебе, я вообще мало читал. А надо бы много! Нельзя без этого!

— Ты Кара Караева знаешь? — спросил Сай­бун.

— Конечно! — сказал отец. — Я его часто ви­жу. Настоящий джигит, орел! Хоть и не молод, а держится по-молодому. Его весь Дагестан знает!

— А вот он! — воскликнул Сайбун, показывая отцу страницу книги с портретом Кара Караева. — Ох и боялись его враги! Послушай, папа, я тебе один случай расскажу. Про него в книге написано. Однажды на партизан шел целый отряд деникин­цев. Партизан мало, а деникинцев много. Что де­лать? Спрятались партизаны за скалой, ждут, что­бы белые ближе подошли и их можно было встре­тить выстрелами в упор. А когда подошли деникинцы, некоторые партизаны пали духом: слишком уж много врагов, вдруг их не осилишь? Но Кара Караев не струсил. Когда деникинцы были в двадцати шагах, он вскочил на гребень скалы и крикнул друзьям: «За мной! Вперед! На врага!» — и в развевающейся бурке, с саблей в руке устремился на белых. Сразу сто человек скосил!

— Ну? — Еле заметная улыбка тронула губы отца.

— Ладно, не сто, так десять, — поправился Сай­бун. — Много, в общем... Но главное ведь не в том, сколько он убил, а что враги от него побежали! Правда, папа?

Отец кивнул. Устроившись за столом, он с ка­ким-то новым и неожиданным интересом смотрел на сына. Вырос Сайбун! Видишь, что его волнует: подвиги Кара Караева, Гамйда Долгата, знамени­того Махача Дахадаева! А понимает ли он, в чем была сила этих чудесных людей? Наверное, пони­мает.

Шарип признался себе не без горечи, что, по­жалуй, впервые вот так, по-товарищески, разгова­ривает с сыном. И ему интересен этот разговор. По­чему он уделял так мало внимания Сайбуну? Ха­дижа-Ханум говорит, что он придирается к сыну. Не придирается. Беда в другом. Он замечает его от случая к случаю. Вот что худо!

— Папа, — начал вдруг Сайбун, — ты ведь тоже воевал?

Сайбун знал, что отец четыре года был на фрон­те. И дрался с фашистами, наверное, храбро. Если б это было не так, не дали бы ему орден и четыре ме­дали — такие награды даром не даются.

Но как-то так случилось, что до сих пор Сайбун не спрашивал отца о войне, о тех годах, когда он был солдатом и сражался с фашистами. Откровен­но говоря, Сайбун не мог представить себе отца воином. Уж больно мирный, домашний вид у папы. Неужели он ходил в атаку? Неужели стрелял?

Шарип помедлил, прежде чем ответить на во­прос сына.

— Воевал...

— Страшно было на фронте? — допытывался Сайбун.

— Бывало страшновато. — Шарип вниматель­но, пытливо взглянул на сына. — Только ведь муж­чина на то и мужчина, чтобы уметь преодолеть страх. И еще: если чувствуешь себя правым, страх отступает...

Сайбун отложил книгу. Не отрывая взгляда, он смотрел на отца.

— Расскажи, папа, когда тебе было страшно и как ты преодолел страх.

Не мастер был Шарип рассказывать о себе. Вот о боевых друзьях — другое дело. А о себе — вроде бы хвалишься.

Но в глазах сына было столько неподдельного любопытства и внимания; эти глаза жаждали прав­ды. И Шарип не мог отказать в ней Сайбуну.

— Давно это было, — начал он, чувствуя непо­нятное волнение, — очень давно. Тебя еще на свете не было. И я был чуть старше тебя...

— А сколько лет было тебе? — прервал отца Сайбун.

—