Так подумал он и сейчас. В конце концов, мож­но будет сказать, что механизм будильника разо­брали в мастерской. Или свалить все на кошку: она-де сбросила будильник на пол.

Сайбун успокоился. Он уже примирился с мыслью, что собрать будильник ему не удастся. Не мешкая, он собрал в горсть все колесики и винтики и втиснул их в футляр. Затем, закрепив заднюю крышку, поставил будильник на прежнее место.

Стоит себе, как и прежде!

И все-таки душа у Сайбуна была неспокойна. Он глядел на будильник, и ему казалось, что даже в облике часов есть изменения. Какие? Трудно ска­зать, но есть.

Вдруг мама что-то заметит? Сайбун походил по комнате, потом взял старый мамин платок и наки­нул его на будильник.

В прихожей раздались знакомые шаги. «Мама пришла!» — понял Сайбун. В мгновение ока он вы­тащил учебник, сел за стол и сделал вид, что чи­тает.

Мама сразу не вошла. Она остановилась в при­хожей и не окликала Сайбуна. Было слышно, как тяжело и прерывисто она дышит. Отдышавшись, она ступила на порог. Сайбун мельком взглянул на нее и сразу же заметил, что лицо у мамы бледное-бледное, словно в мелу.

— Мам, у тебя опять сердце? — вырвалось у Сайбуна. Он привстал, готовый кинуться за лекар­ством.

— Ничего, ничего, пройдет, — тихо сказала ма­ма. Она постояла с минуту у притолоки двери, ли­цо ее порозовело, и в глазах уже не было боли. — А ты поел, сынок?

— Нет.

— Так я и знала! — заволновалась Хадижа-Ханум. — Вот и оставь тебя одного! Я с сестрой и поговорить-то не успела как следует. Посидела ча­сик и сказала: «Сайбуну скоро в школу идти. Пой­ду накормлю его. Сам-то и не поест...» И ведь права была! Сейчас подогрею тебе суп и баранину с картошкой, поешь перед школой, сынок...

— Я сам подогрею. — Сайбун захлопнул учеб­ник и сунул его в портфель. — У меня еще есть время.

Хадижа-Ханум сняла пальто, привычным взглядом скользнула по комнате.

«Сейчас спросит про будильник! — испуганно подумал Сайбун. — Ведь его не видно под платком. Не надо было мне закрывать часы!»

Чтобы отвлечь мать, Сайбун спросил:

— А у тебя теперь сердце не болит?

— Полегчало... — Хадижа-Ханум с нежностью посмотрела на сына. — Как ты обо мне заботишь­ся, солнышко мое! Спасибо тебе! — Она шагнула к Сайбуну и ласково обняла его. — Счастливая я мать — такого сына ни в одном даргинском ауле не сыщешь!

— Так мы же не в ауле живем, — сказал Сай­бун.

Он чувствовал себя неловко от этой материн­ской ласки, от похвалы, которой, верно, не заслу­живал.

Надо сказать, что с недавних пор он вообще стеснялся, когда мать ласкала его или называла «солнышко». Вырос он, стал мужчиной, а мать вро­де бы и не замечает этого, по-прежнему считает его малышом.

Не желая обидеть мать, он не отстранялся от нее. А она глядела на сына преданно и нежно, и глаза ее выдавали ту великую любовь, которая наполняла ее целиком, не оставляя места ни для кого другого.

— Надо идти, а то опоздаю в школу, — заторо­пился Сайбун.

Он не глядел на мать. Не мог глядеть. Не лас­кай она его, не хвали, он бы отмахнулся от этой истории с будильником. А сейчас исчезнувшие было угрызения совести нахлынули вновь. Да хватит ли у него смелости и твердости свалить всю вину за испорченные часы на кошку?

Был момент — мать стояла еще в прихожей, — когда Сайбун решил во всем признаться. Ведь все­го-то пять слов и надо сказать: «Мама, я хотел починить часы, но у меня ничего не получилось». И мама бы простила. Но эта мысль сверкнула, словно молния, и тут же погасла, ушла. А сейчас признание казалось уже ненужным, поздним. Сей­час остался лишь один выход: свалить все на кого-нибудь другого — на мастеров, к которым обраща­лась мать, на кошку. Пусть уличают, пусть ругают как хотят, он будет стоять на своем.

Мать отпустила Сайбуна. Она отправилась на кухню, и скоро в комнату проник приятный запах жареного мяса.

Прислушиваясь к шагам матери на кухне, Сай­бун тревожно посматривал на будильник, прикры­тый платком. Он встал, освободил часы от платка. Не нужен этот платок, он только внимание к бу­дильнику привлекает. И вообще зря Сайбун трево­жится: как раньше часы не ходили, так и теперь не ходят. Ничего ведь не изменилось! И у матери нет повода сию минуту касаться этого дела!

Сайбун наскоро пообедал, собрал книги и тет­ради и, сказав Хадиже-Ханум «до свидания», по­бежал в школу.

Первые два урока прошли спокойно. Сайбуна не вызвали. И это было счастьем, потому что, за­нявшись будильником, он так и не сделал ни одного домашнего задания.

«Все обойдется», — решил Сайбун, и это успоко­ило его.

Третьим уроком была геометрия. Учитель ма­тематики, Махмуд Мирзоевич, как всегда, нетороп­ливо полистал классный журнал, сделал в нем не­сколько пометок. Потом поднял голову и обвел вни­мательным взглядом учеников.

— Ну, кто посмелее, прошу к доске...

Сайбун тотчас же поднял руку. Так обычно по­ступали те, кто отлично знал урок или совсем не знал его. В этом была своя хитрость. Если слабые ученики поднимают руку, значит, на сей раз они готовы к ответу. А Махмуду Мирзоевичу, мол, нужно поймать тех, кто не готов...

У Сайбуна уже были две отметки по геомет­рии — тройка и четверка. Но несмотря на это, он решил обезопасить себя. Руку он поднял механически, будто заведенный. Поднял и тут же захотел опустить ее. В конце концов, хватит хитрить! На­доело! И с будильником схитрил, и теперь хитрит...

Однако менять решение было уже поздно.

Махмуд Мирзоевич как раз остановил свой взгляд на Сайбуне, и тот, не выдержав этого взгля­да, опустил глаза.

«Все! — пронеслось в голове. — Сейчас вызовет!»

— Что с тобой, Сайбун? — спросил учитель. — Все лицо у тебя горит. Не заболел ли?

— Голова у меня какая-то тяжелая и жар, — выдавил Сайбун.

— Тогда отправляйся домой, — сказал Махмуд Мирзоевич. — Иди, иди...

В коридоре Сайбун притронулся к голове: дей­ствительно горячая. И потная. Может, он и вправ­ду заболел?

От этой глупой истории с будильником голова не только заболит, но и расколется...

Домой идти было рано. Сайбун заглянул в парк. Походил по дорожкам. Где-то в нем жила надежда, что он увидит Даштемира. Но Даштемира не было. Тогда он направился к порту. В самый порт пройти было невозможно: его окружал высокий забор, а у проходной стояли охранники. Лет пять-шесть назад, когда Сайбун был еще маленьким, ему не раз удавалось прошмыгнуть мимо них, и он вволю глазел на корабли, на