Шрифт:
Закладка:
–Ядумал, внедорожники больше,– произнёс Кислый, заглядывая всалон. Досих пор кататься в«Pajero» Доктора ему недоводилось.
–Извини, большие закончились, пришлось взять этот.
–Тоже неплохой.
–Спасибо.
–Поместимся,– добавила Зебра.
–Туда– да, оттуда будет тесно.
–Разве Кейн нена своей машине?– удивился Доктор.
–А… точно.– Кислый виновато улыбнулся.– Тогда иобратно поместимся.
–Почему ты сним непоехал?– вдруг спросила Зебра. Спросила обыкновенно, по-приятельски, потому что, учитывая их дружеские отношения, Кислый должен был отправиться наБайкал сКейном. НоДоктор сумел услышать вголосе девушки лёгкую настороженность– присутствие Кислого невызывало уЗебры восторга.
–Онменя невзял. Сказал, чтобуду мешать.
–Готовит сюрприз?
–Незнаю.
Ответ прозвучал торопливо ине очень уверенно, изчего стало понятно, чтоКислый знает причину, покоторой Кейн велел ему ехать сДоктором идевушками, однако рассказывать оней небудет. Ну, разве что случайно проговорится, чтомаловероятно, поскольку запреты Кейна Кислый соблюдал свято. И, чтобы сменить тему, быстро спросил:
–Каквам идея Кейна?
–Мыедем,– коротко ответил Доктор.
Ответил так, будто констатация факта всё объясняла. Впрочем, онадействительно всё объясняла, нопростого ответа Кислому оказалось мало.
–Неожиданная идея, да? Никто недумал, чтоКейн предложит что-то подобное.
Зебра бросила быстрый взгляд наДоктора иедва заметно улыбнулась, поняв, чтоон правильно прочитал ситуацию: Кейнпоручил приятелю выведать настроение группы, аплохой интриган Кислый ненашёл ничего лучше, чемзадать прямой вопрос. Иуслышал вответ именно то, чтодолжен был услышать:
–Мыедем,– повторил Доктор.
АЗебра кивнула, показав, чторешение принято иговорить неочем.
Тем неменее Кислый хотел продолжить, даже рот открыл, готовясь задать следующий вопрос, ноиз переулка вышла Рина, Доктор молча поспешил навстречу девушке изабрал унеё рюкзак.
–Ямог затобой заехать.
–Ядобралась натакси.
–Почему несказала подъехать кмашине? Зачем таскать тяжести?
–Сомной всё хорошо.
Выглядела девушка превосходно: неочень высокая, наполголовы ниже подруги, Ринамогла похвастать восхитительно округлыми формами, которые сейчас подчёркивали джинсы итоненькая майка. Густые каштановые волосы пострижены вкаре доплеч, маленький нос чуть вздёрнут, подним– припухлые, изящно очерченные губы, ноглавное– глаза: большие, выразительные, карие глаза. Притягивающие. Манящие. Обещающие…
Эту девушку Доктор поцеловал совсем недружески– страстно, поцеловал так, каклюбил. Апоцеловав, чуть отстранился итихо спросил:
–Какты себя чувствуешь?
–Нормально.
–Какспала?
–Безтебя было скучно иодиноко.
–Извини.
–Этоты извини.
Рина часто оставалась вего квартире, аДоктор унеё– никогда. Поэтому сегодняшнюю ночь они провели невместе.
–Вижу, Зебра иКислый уже здесь.
–Да.
–Извини, чтопришлось меня ждать.
–Неговори ерунды,– отмахнулся он.– Тыприехала тогда, когда сочла нужным.
–Подожди.– Домашины оставалось шагов десять, иРина придержала Доктора заруку. Заставила повернуться ипосмотрела вглаза.– Спасибо.
Он понял, чтодевушка благодарит отнюдь неза ожидание, имягко ответил:
–Тыведь знаешь, чтоясделаю длятебя всё. Абсолютновсё.
–Ноэто…– Ринавздохнула.– Язнаю, чтоэто слишком. Иблагодарна, чтоты сомной.
–Нет.– Онлегко коснулся пальцами щеки девушки.– Ничего неслишком, когда речь идёт отебе.
Если надуше тяжело, нужно поменять небо.
Хоть ненадолго улететь излюбимого города, поулицам которого стало тяжело ходить, который стало трудно видеть, вкотором стало больно дышать. Изгорода, вкотором он несумел уберечь любимую женщину.
Улететь изМосквы.
Улететь, чтобы потом вернуться, через время, которое лечит, ине только потому, чтоМосква– этоместо работы икарьеры. Заэтим вМоскву возвращаются те, кторади работы икарьеры вМоскву перебрался: ругаются, новозвращаются, мечтая поскорее заработать напенсию илидослужиться донеё, иуехать изместа, позволяющего насебе зарабатывать тем, ктоего нелюбит. Феликсже свой город любил изнал, чтовернётся внего срадостью. Носейчас им необходимо расстаться. Необходимо ненадолго поменять небо, ноне душу, ведь Москва всегда будет вдуше Феликса Вербина, вего сердце. Пусть сейчас оно икровоточит открытой, невыносимо болящей раной. Феликс знал, чтооднажды рана превратится врубец игород вэтом поможет, носейчас он бередил её, заставляя страдать имучиться.[1]
Феликс уезжал.
АМосква молча наблюдала затем, какВербин добирается до«Савёловской» исадится ваэроэкспресс доШарика, начав большое путешествие смалого пути. Ваэропорт, втерминал «В», который попривычке называл «новым», Феликс приехал запару часов довылета. Регистрировался заранее, ссобой лишь ручная кладь, поэтому вочереди сто[2] ять непришлось, только надосмотре, нодвигалась она быстро. Оказавшись внутри, Вербин отыскал нужные посадочные ворота, подошёл кпанорамному окну иостановился, машинально ища наполе «Рюмку». Смешно, конечно– знаменитый посадочный павильон, круглый иоригинальный символ Шереметьева снесли ещё в2015-м, посчитав, чтосовременное квадратное лучше изящного старого, новзгляд продолжал искать его наполе. Ивсё благодаря яркому детскому впечатлению: первый полёт, точнее, втот момент– ожидание первого полёта, волнение, суетящиеся родители: «Билеты проверь!– Кудаони денутся?– Апаспорта утебя?– Утебя всумочке. Вместе сбилетами». Лимонно-жёлтое такси доаэропорта– в«Волгах» пахло совсем нетак, какв«Жигулях», строгие контролёры ипотрясение– стоящее прямо наполе здание. Авокруг– самолёты. «Папа, чтоэто?– Изнего выходят напосадку». Красиво! Ак красоте быстро привыкаешь, красота покоряет изахватывает. Иостаётся стобой надолго и,даже исчезнув, постоянно осебе напоминает, заставляет оглядываться даже сейчас, через много-много лет, когда мало кто изпосетителей Шарика поймёт, чтоищет наполе Вербин. Людиведь легко забывают то, чтобыло раньше. Зачем засорять голову? Исчезло иисчезло, значит, небыло особенно нужным– нисамо строение, ниистория аэропорта. Разрушим изабетонируем. Апотом приедем вкакое-нибудь европейское захолустье, будем умиляться старому домику ивздыхать: «Аунас таких несыщешь…» Действительно, почему несыщешь? Загадка…
