Я вздохнул.

— Знаешь, кто такие мирмекофилы? Это насекомые, которые живут с муравьями. Например, тля, с которой у муравьев симбиоз. Но есть среди мирмекофилов и паучок, который очень похож на муравья. Он искусно притворяется муравьем. Поскольку у него восемь ног, но нет усиков, он поднимает передние ноги и имитирует ими усики. Он живет среди муравьев и ест их. Внимание, вопрос: если этому паучку станет одиноко, сможет ли он обратить муравья в себе подобного паучка путем укуса? Правильный ответ — нет, не сможет.

— Но какое отношение пауки и муравьи имеют к людям? — спросил дон немеющим языком.

Я снова вздохнул.

— Как тебе сказать… Помнишь, я говорил: все, что ты знаешь о вампирах, неверно. Ты думаешь, что вампир — это человек, умерший и восставший, чтобы пить кровь, ну или не умерший, а зараженный вирусом вампиризма. Но это не так. Люди — это люди, а вампиры — это вампиры. Я никогда не был человеком, как и мои родители. Мы — другой вид. Параллельная ветка эволюции, хищная разновидность гоминидов, к тому же сильно мутировавшая, специализирующаяся на охоте на других гоминидов и мастерски маскирующаяся под свою добычу. Возможно даже, что я произошел не от обезьяны, хотя это не точно. Такие вот дела.

Он принялся дергаться и хрипеть, и я с трудом разобрал его слова:

— А… как же… симбионт?!!

— Симбионт? Это мой симбионт, понимаешь? Он помогает мне охотиться, поскольку бактерия, попадая в кровь жертвы, стремительно размножается и вызывает обширный паралич, и с ним добыча далеко не уйдет. Он не превращает человека в вампира, увы.

— Т-т-тварь… Об-б-б-ма…

— Обманул? Нет. Я никогда не утверждал, что моя бактерия превращает людей в вампиров, это ты сам себя обманул. Я ведь столько раз повторил: все, что ты знаешь о вампирах, неверно. Все — значит все. И если ты думаешь, что вампиры обращают людей в себе подобных — значит, на самом деле это не так. Вампиром можно только родиться, так что увы, я последний представитель своего вида и это уже никак не изменить.

Тут дона окончательно хватил паралич, и я, чтобы укоротить его мучения, вынул трубку воздуховода из его ноздри, выбрался из подвала и закрыл крышку.

Эх-х, а ведь вечер был таким замечательным — и такой финал… Говорил же идиоту — вернись и тихо умри в кругу семьи… Не послушал, а мне теперь предстоит избавиться от семи трупов в моем доме.

Троих покойников я нашел возле кладовой. К счастью, Тони был предусмотрительным малым, он взял с собой мешки для трупов, так что с мертвецов ничего не натекло. Надо бы поискать другие, у него же их было не три.

Сумка с кое-какими вещами, включая пыточные приспособления, нашлась рядом, и в ней еще два мешка: оно и понятно, Тони взял их по числу «расходных» бойцов. Ладно, воспользуюсь мешками для мусора.

Пару минут я боролся с искушением. Все-таки шесть сильных, сочных самцов, а это куча мяса, которое я к тому же буду есть со спокойствием буддиста, поскольку убил их не я. Примерно сорок килограммов чистого мяса с тела… Я ведь еще и сэкономлю больше тысячи баксов при этом…

Но в итоге здравый смысл победил: если я попадусь с мясом — выкрутиться не получится, придется бросать обжитое место. А если попадусь с трупами — будет маленько попроще, потому как на оружии нет моих отпечатков и вообще никак не получится доказать, что убийца — я. И даже простое объяснение у меня есть: да, я нашел и присвоил сумку с баксами, вот за мной и пришли обиженные мафиози… Другой вопрос, что объяснить, почему они сами друг друга убили, не выйдет… Хотя стоп, выйдет: скажу, что загипнотизировал. Попросят повторить — скажу, что гипноз не действует на человека, который знает, что его хотят загипнотизировать…

Хотя стоп, я кретин. Они же напали на меня в моем же собственном доме, пытали — у меня было полное право защищаться, что я и сделал… Да, будут странные детали: почему у старика пули со щелочью, почему старик на кресле-каталке поперся за мной лично вместо того, чтобы приказать меня привезти? Почему троих убили морфином? Ну я-то смогу выкрутиться — дескать, вот у них и спросите, я не знаю! Доказать копы ничего не смогут, а без доказательств мой адвокат вытащит меня быстро.

Еще немного подумав, я отбросил эту идею и вернулся к первой: я никого не убивал, на том и буду стоять. Даже старик и то самоубийством покончил. Неизвестная науке бактерия вскоре сама по себе деградирует в нежизнеспособную форму и тю-тю, вывести ее как культуру и как-то связать со мной не удастся. Следы укуса на руке со мной связать тоже нельзя, кто же догадается, что у меня иное строение нижней челюсти?

И при всем при этом у меня есть замечательное оправдание, если меня поймают при попытке избавиться от тел: огласка приведет к тому, что за мной приедут новые мафиози. При убийстве в порядке самозащиты я обязан сразу уведомить полицию, но если я никого не убивал — я не обязан никого уведомлять, а от обвинения в сокрытии преступления меня защитит закон, разрешающий отказываться от дачи показаний в случае, если свидетелю при этом угрожает опасность.

Я обыскал трупы Тони и двоих других и нашел ключи от двух машин, обе от «фордов». Машины, надо думать, где-то неподалеку.

Потом я паковал двоих в мешки для трупов, Тони и старика — в мешки для мусора. Само собой, что хорошо почистил карманы, став обладателем лишней пары тысяч долларов. Пистолет из-под шкафа вынул и тоже в мешок. Достал из шкафа инструменты, разобрал кресло-каталку на запчасти — и в мешок.

Еще двадцать минут уничтожал следы борьбы в холле, убирал осколки разбитой вазы и стирал с пола следы грязных ботинок, и пока я это делал — на улице окончательно воцарилась тьма, погасли окна в соседних домах, даже луна скрылась за тучами.

Вынимаю из шкафа пиджак громадного размера и три свитера, напяливаю вначале свитеры, затем пиджак: всего-то четыре шмотки, а выглядит так, словно я превратился в вышибалу, шкаф шкафом. Образ дополнили шляпа и темные очки — и вот я уже мало отличаюсь от покойных мордоворотов. Так, и надо сменить папиллярные узоры