— Это был не сон, юный вождь. Это предзнаменование.

От неожиданности я вздрогнул и глянул в сторону, откуда шел звук. Облегчённо выдохнул: на широком экране телевизора, который стоял на тумбе, напротив кровати, шел какой-то фильм. Видимо, вчера я слишком устал и заснул, оставив ящик работать.

Нашел пульт, выключил телевизор и направился в ванную. Пора собираться на работу. Хорошо, что сегодня пятница. Выходные уже близко.

Быстро умылся, наскоро оделся в свежий костюм, сунул пухлый ежедневник в парусиновую лекарскую сумку, которую носил на плече, и вышел из комнаты. На первом этаже, в гостиной меня уже встречал дядька, Петр Юсупов.

Глава 3

Трудовые будни

Родственник сидел за столом и пил чай. Рядом с Петром, на краю, лежала стопка газет. От «Имперских ведомостей» до «Мистики и необъяснимого». Впрочем, сейчас эти новости дядьке Петру были без интересу. Все внимание мужчины занимал телевизор, где на одном из каналов уже шло какое-то шоу. В студии были установлены две трибуны: красная и синяя. За первой стоял представитель Государственной думы от монархистов с рыжей порослью на лице представитель Синода в белой рясе и два каких-то мужчины. За синей было четверо людей в строгих пиджаках с гербами промышленных организаций. Собравшиеся в студии горячо о чем-то спорили. Но о чем я не понял. В студии стоял такой гвалт, что разобрать слова были невозможно.

Заметив, что я спустился, дядька отвлекся от просмотра шоу и обернулся ко мне:

— А, проснулся уже. Садись, чай готов. Я вон, гренок нажарил.

Он кивком указал на стол, где стояли чайник, пустая чашка и блюдце с ворохом обгорелых ломтей хлеба. Про вчерашнюю так и не случившуюся ссору дядька, по своему обычаю, не вспомнил.

— Благодарствую. Надеюсь, кухня цела? А не то Любавушка будет недовольна.

— Она кухарка. И должна знать свое место, — воинственно вскинулся старик. — Или ты думаешь, что она может меня, представителя княжеского рода, отчитывать?

— Нет, конечно. Упаси Высший, — проговорил я, надеясь, что дядя не услышит в моем голосе иронии.

Любавушка была женщиной невысокой, со светлыми волосами, собранными в пучок на затылке, с россыпью веснушек на вздернутом носу и с вечной улыбкой на лице. Она казалась беззащитной и слабой лишь до того момента, как замечала на вверенной ей территории следы самоуправства дядюшки. Если последнее происходило, то кухарка становилась похожей на огромного рассерженного шмеля. И я был рад, что не буду присутствовать при ее сегодняшнем «полете» в сторону Петра.

Иногда мне казалось, что дядя намеренно портил посуду и оставлял на столе скомканные полотенца. Вероятно, ему доставляло удовольствие пикироваться со служанкой.

Я сел за стол, налил отвара, выбрал наименее сгоревший кусочек хлеба и кивнул в сторону телевизора:

— О чем сегодня вещают с утра пораньше?

— Да про Сеть эту вашу, — отмахнулся Петр.

Я удивлённо взглянул на экран, где стоявший за красной трибуной представитель Государственной думы вещал:

— Сеть принесет людям Российской Империи только зло. Мошенничество, срамные видео, продажу запрещенных вещей. И это только верхушка айсберга. Все это нужно немедленно запретить!

Выступал рыжебородый эффектно. В какой-то момент речи он так увлекся, что не уследил, как на уголках рта у него появилась белая пена. И в неверном свете софитов мне даже показалось, что в студию полетели мелкие бисеринки:

— Выражение «с пеной у рта» заиграло новыми красками, — ответил я и сделал глоток чая. Дядька неодобрительно фыркнул, показав, что шутку не оценил.

— Абсолютная чушь! Сеть — это передовая разработка, которая позволит людям получить доступ к знаниям со всего мира. Ещё скажите, что нужно вышки сотовой связи снести, — невозмутимо ответил оппонент за синей трибуной.

Как по мне, люди с противоположной стороны смотрелись на фоне рыжебородого образцом здравомыслия. Гладко выбритые, причесанные в дорогих черных пиджаках на лацканах которых были вышиты гербы.

Рыжебородый удивлённо уставился на собеседника, как будто оппонент сбежал из дома скудоумия:

— Конечно, юноша. Что за глупый вопрос? От этих ваших вышек исходит вредное излучение. Оно оказывает дурное влияние на мозг. И появляются мысли о вольнодумстве, или ещё чего хуже — о социализме.

Последнее слово он произнес как заклинание смерти и сразу же осенил себя священным знаком Высшего.

— Учеными это доказано не было, — упрямо ответил промышленник. Зрители в студии снова загудели, словно встревоженный улей.

— Какое мракобесие, — подытожил я, наблюдая за творившимся на экране балаганом.

— А вот мракобесие или нет, уже народ решит, — ответил Петр. — Вон, видишь, номера. Звони и высказывай мнение.

В нижних углах экрана и правда были указаны короткие номера, по которым можно было позвонить и оставить свой голос. Судя по результатам, промышленники проигрывали с небольшим отрывом.

Я вздохнул, сделал глоток и вернул на стол пустую чашку. Черная корочка гренки легла на край тарелки. Вынул из кармана телефон, и набрал номер службы такси. А затем обратился к сидевшему за столом родственнику:

— Переживаю я за тебя, дядь, — с наигранным беспокойством произнес я, вставая с кресла. — Как бы обилие информации на тебя дурно не повлияло.

— За собой следи! — не отрываясь от экрана, буркнул тот. — А я уж сам разберусь.

Дядька потянулся к чашке, но просчитался, забыв, где она стоит. Пальцы схватили только пустоту. Я лишь вздохнул и подвинул к дяде посуду. Петр приложился к напитку и удивленно заметил:

— Остыл уже. И когда успел?

Я же покачал головой. Вышел из гостиной на крыльцо дома.

Погода была непривычно теплой для начала июня. Я вдохнул свежий воздух, в котором чувствовался сочный аромат зеленой листвы. Затем спустился по ступенькам и вышел за ворота, где меня уже ожидала машина. Открыл дверь, сел на переднее сиденье и произнес:

— Петровский проспект, дом один, пожалуйста.