остальные замерли, поражённые и напуганные. А Ивашка уже собирал энергию для следующей молнии. Эта правда получилась слабоватой, но гному, которому она попала в грудь, мало не показалось. Он упал на спину, и лохмотья на его теле вспыхнули как факел. Гасить огонь уже было некому. Враги в панике бросились назад в тоннель, оставив на поле боя с десяток свои родичей. Разгорячённый боем Ивашка и не заметил, как Хулкур вылез из пропасти и уже очутился рядом с ним.

— Пошли, — поторопил его баньши.

— Надеюсь, они угомонились, — пробурчал шкипер и двинулся вслед за колдуном.

Через несколько минут они догнали остальных. Толстун спереди, а Натали с детьми сзади с трудом волокли почти по земле большое тело эльфа. Рука мага по-прежнему намертво сжимала ручку сундучка. Баньши и Ивашка взялись за углы плаща, и маленькая процессия двинулась дальше.

Однако не прошли они и пяти минут как снова услышали топот погони. Настырными существами оказались эти подземные гномы. На этот раз серьёзного боя было не избежать. Ни озера, ни пропасти между ними не было.

— Давайте сделаем так, — остановился Ивашка, — Натали и дети, берите за один конец плаща и волоком тащите мага к выходу. А мы постараемся задержать их.

— Пусть баньши идёт с ними, троим тут всё равно не развернуться, — поправил друга Толстун.

— Точно. Уходите, выход должен быть не далеко, — и моряк махнул рукой, как бы отгоняя близких от себя.

Натали замахала, было, головой, но Ивашка подошёл, погладил её по голове и шепнул в ухо:

— Спасай детей! — и отвернулся, уже готовясь встретить преследователей.

Спиной он слышал, как шуршит по полу пещеры плащ, на котором лежал маг, как всхлипывает жена. Ярость глухой волной поднималась со дна его сознания. Ну, почему в этом мире столько зла? Почему приходится воевать чуть ли не каждый день? Где корень всего зла на земле?

Из-за поворота выскочила толпа пучеглазых.

— Ну, подходите ребятки, — Ивашка вытащил меч из-за пояса.

Над головой его просвистело копьё, и тут же острая боль пронзила плечо. Меч выпал из раненой руки. В голове звенело от нахлынувшей боли. Ещё одно копьё оцарапало щеку. Шкипер почувствовал, как струйка крови стекает по шее за воротник комбинезона. Вот тогда-то на смену боли пришла ярость. Ивашка поднял меч левой рукой и бросился навстречу противнику. Те встретили его целым градом копий, но Ивашка был уже слишком близко, и копья пронеслись над головой, а он уже крушил мечом врагов направо и налево. Его ранили куда-то в правую руку, но рука уже онемела от потери крови и моряк не почувствовал даже боли. Один за одним валились поверженные его мечом пучеглазые. И не выдержали этой вспышки ярости подземные гномы и с криками бросились назад в тоннель. Только Ивашка этого уже не видел. Злость высосала остатки сил и улеглась в глубине сознания, а силы оставили гнома. Он прислонился спиной к стене, чтобы не упасть, но ноги не держали больше своего хозяина, и шкипер стал потихоньку сползать на пол. Меркнувшим сознанием он видел, как пронесся, мимо, преследуя пучеглазых, Толстун, вращая над головой мечом. А потом цветные пятна заплясали у моряка перед глазами, и чернота стала засасывать его в себя. Он старался не рухнуть в эту черноту, пятна перед глазами становились всё мельче, а темноты всё больше. Сознание окончательно покинуло Ивашку.

Всё качалось и плыло вокруг. Какие-то кровавые пятна стояли перед глазами. Ивашка цеплялся за эту спасительную темноту вокруг, но не получалось. Неведомая сила выносила его на поверхность к свету, к кружащимся пятнам. Ласковая волна приняла его и, баюкая как младенца, понесла на себе. Солнце било в глаза, кружились цветные пятна. А потом снова он стал погружаться, и пятен становилось меньше и меньше. И воздуха вдруг не стало.

«Дак, что же это, я тону», — вдруг запаниковал шкипер. И очнулся.

Ходуном ходили стены и кровать под ним. Тревожно бил судовой колокол. Ивашка приподнял тяжёлую голову с подушки, попытался оглядеться, но движение это причинило такую боль в плече, что ему пришлось откинуться назад и даже глаза зажмурить.

— Проснулся, он проснулся, — услышал сквозь волны боли шкипер Дюшкин голосок и вспомнил сразу и про пещеру с пучеглазыми гномами и про эльфа с волшебным сундучком.

— Как ты? — наклонилась над ним Натали.

— У меня в кармане комбинезона на рукаве лежат два красных камешка, дай их мне, — на большее у Ивашки сил не хватило.

Всё опять стало качаться и плыть перед глазами, но шкипер старался удержаться, не падать в эту пропасть. И только когда в его ладонь опустились тёплые волшебные искорки, он сжал пальцы и позволил себе расслабиться, позволил водовороту закрутить себя и увлечь в глубину, во мрак.

Следующий раз он проснулся через сутки. Был вечер, но солнце ещё держалось над морем, заглядывая прямо в иллюминатор, отражаясь от лакированного шкафа, стоящего у стены в каюте, и играло бликами на лице у шкипера. В каюте никого не было. Ивашка помня, какую боль испытал в прошлое пробуждение при попытке подняться, на этот раз не спешил. Всё делал медленно, осторожно. Боли в плече не было. «Камешки помогли», — с теплотой подумал моряк об доставшихся ему «огнях Агавы».

Открылась дверь каюты, и в неё влетел пацанёнок. Увидев сидящего на шконке Ивашку, Дюшка на одной ноге развернулся и опять выскочил на палубу.

— Проснулся, проснулся, — разнёсся его звонкий голосок по всему кораблю.

И сейчас же каюта стала маленькой, столько в неё посетителей набилось. Чтобы показать, что с ним всё нормально Ивашка даже встал. Его чуть шатнуло, но он удержался, и даже нашёл в себе силы улыбнуться.

— Да, нормально всё у меня. Эльф-то как? — сразу поинтересовался он о друге.

— Всё так же, — мрачно прогудел Толстун.

— Мы куда-то плывём? — кивнул Ивашка в сторону иллюминатора, где красное солнце погружалось в океан.

— Третий день, — подтвердил Толстун.

— Куда?

— Ну, куда сказал, туда и плывём.

— А куда я сказал? — удивился Ивашка.

— На остров «Дохлого дракона». Дак, ты что, не помнишь что ли ничего? — недоверчиво посмотрел на него боцман.

— Честно говоря, последнее, что я помню — это как ты за «пучеглазыми» побежал, — натянуто улыбнулся Ивашка.

— Ну, после этого, вообщем-то, ничего и не было, — успокоил его Толстун. — Я их до пропасти преследовал. Туда они все и попадали. А когда вернулся, смотрю, ты в луже крови лежишь. Я начал тебя тормошить, а ты открыл глаза, смотришь на меня дико и одно и то же повторяешь: «Курс на остров