— Нет, — попыталась сказать с теплотой Оэруиль, — тебе лишь придётся найти новых призраков.

— Я не стану поставлять тебе рабов бесплатно, — теперь уже громко захохотал Феаноринг. — Вокруг и так слишком много желающих нажиться за мой счёт.

«Разве не наоборот?» — подумала дочь лорда Каленовэ, однако решила не спрашивать вслух.

Среди многоголосого шума в зале звучала музыка. Звучала странно, однако Оэруиль быстро поняла, что её смутило, и песня перестала казаться неправильной: наугрим, приехавшие из Химринга, исполняли эльфийскую песню, долетевшую через осадный лагерь из земель врага. Музыка пугала, слова — тем более, а дочь лорда Каленовэ, невольно вслушиваясь, представляла героями баллады не страшную искажённую Морготом тварь и случайную жертву, а сидевшего рядом супруга и саму себя.

— Не удержаться мне от побега, не скрыть жадных глаз, — пел пьяный чернобородый гном, жутко таращась, — гонит проклятье по талому снегу бежать в этот час.

Поздно молиться, смеяться и плакать — Итиль на небесах!

Вижу послание пламенных знаков, и жжёт алым кровь на губах!

Я стал кошмаром, сумрачным стражем твоих страшных снов,

Тёмною силой обезображен, не трать лишних слов.

Эру, смотри, как меня убивает пожар нового дня!

Ты, отрекаясь, бежишь, проклиная, туда, к свету, прочь от меня!

Прочь! Уходи, не смотри мне в глаза!

Свет позади, нет дороги назад!

Да, это месть, беспощадная месть…

Я — тот, кто есть, да, я тот, кто я есть!

Прочь! Беги! Ступай! Я жду тебя…

— Внимательно слушала? — спросил Морифинвэ, когда певец принял из рук благодарной публики бочонок. — Это тоже разведданные, королева. И они, пожалуй, наиболее правдивые из всех, что были сказаны за прошедшую дюжину дней. Помнишь, что рассказали ногродские торговцы? А химрингский гонец? А мой сын Алмарил? Письмо из Белегоста?

— Да, — боясь сказать что-то неправильно, вздохнула Оэруиль. — Торговцы говорили, будто лорд Маэдрос больше не воюет с врагом, занявшись делами своего города… Нет, не города. Королевства? Я слышала…

***

— Владыка Карантир, — поклонился гном, колпак, плащ и волосы которого звенели украшениями и весили едва ли не больше, чем сам поджарый мужчина, — в Химринге, кажется, забыли о войне! Все только и говорят о переменах, грядущих в крепости-страже! Мы с сыновьями внимательно слушали, но мало поняли, прости, владыка, нашу глупость! — торговец низко поклонился. — Говорят, после рождения наследника, лорд Маэдрос издал указ, что отныне в Химринге говорят исключительно на языке Квэнья, всех детей необходимо обучать только единой грамоте, которую создал Феанаро Куруфинвэ, остальные же языки Белерианда должны изучаться и исследоваться, но не использоваться в пределах города. Говорили, будто этот указ идёт вразрез с политикой верховного нолдорана! Но, владыка, я простой торговец, мне ничего не понятно! А ещё в осадный лагерь пришло войско из Химлада! Говорят, их послал Куруфин, сын Феанора!

***

— Ты слышала, — ухмыльнулся Морифинвэ, — а поверила? Поверила, что торговец настолько прост, чтобы ничего не понять? Поверила, будто лорд Маэдрос, именующий себя на языке твоего народа, неожиданно решил продолжать дело отца, вступив в конфронтацию с королём, которого сам назначил? Если это правда, моя дорогая королева, у меня появился повод для гордости и опасения.

— Химрингский гонец, — задумчиво произнесла Оэруиль, — ни словом об этом не обмолвился.

— Разумеется, владычица призраков Башни Морской Звезды, — открыв перстень и высыпав что-то ароматное в кубок с вином, хмыкнул Феаноринг, — у него была иная задача. Мой брат, — речь ненадолго прервалась задумчивым молчанием, — хочет торговаться со мной. Возможно, мне придётся уступить, но сначала я рассмотрю все стороны дела. К тому же пир продолжается, будет ещё много вестей.

— Принц… — начала говорить про Алмарила Оэруиль, но Морифинвэ поднёс палец к губам.

— Песня, — перевёл король тему, — она пропитана страхом. Помнишь слова наугрим, ездивших в осадный лагерь, чтобы разузнать, какие товары можно туда привозить? «Эльфы не дрогнули, столкнувшись лицом к лицу с чёрным ужасом земель под названием Дор-Даэделот! Владения Моргота мёртвые и пустые, наполнены злом и вселяют ужас, но только не в воинов Нолдор!» Однако обмолвились, будто лорд Маэдрос не порадовался, узнав, что герой Астальдо ходил на разведку за Железные Горы. Вместо награды, сын верховного нолдорана получил резкие слова.

— Даже храбрейшие боятся Моргота? — осторожно предположила королева.

— Да, драгоценная моя, — поднял кубок Морифинвэ, — и песня это подтвердила. За тебя, владычица призраков!

Дочь лорда Каленовэ с улыбкой выпила. Кто-то снова пел, но слишком неразборчиво — хмель делал своё дело. Взглянув, как красиво смотрятся на золотом столе расшитые ажурные салфетки под блюдами и вазами, эльфийка невольно просияла, и Феаноринг это заметил.

— Этот подарок заставил меня задуматься, — прищурился Морифинвэ, осторожно проводя рукой по краю столешницы. — В юности вещи сами появлялись у нас дома, потому что мой отец постоянно получал дары. Каждый мастер и мастерица, считавшие себя лояльными Первому Дому Нолдор, старались угодить великому Феанаро Куруфинвэ. Я воспринимал это как должное, не задумываясь о мотивах этих эльфов. А сейчас мне интересно: моего отца одаривали, потому что он был сыном короля? Или, как сейчас, мне принесли этот золотой стол, стараясь искупить вину? Но в чём все эти эльфы могли быть виноваты перед отцом? Что они ему сделали? Ответь.

— Я не знаю, — пожала плечами королева, пытаясь представить Аман и его обитателей.

— Спроси призраков, — захохотал владыка Таргелиона и отвернулся, наблюдая за входящими в зал важными гостями.

Примечание к части Песня гр. "Чёрный кузнец" "Прочь!"

О запаздывающих вестях

Всю дорогу с Тол-Сириона Карнифинвэ был вынужден обсуждать прелести Гномьего Тракта, однако считал, что это не большая плата за возможный успех.

Снова поверить ногродским наугрим заставил владыка островной крепости-стража с гордым названием Минас Тирит, Финдарато Инголдо.

Когда песня о суде над прахом Феанаро стала звучать из многих домов, и Карнифинвэ узнал, что путь через Вздыбленные Льды не сплотил, а наоборот окончательно рассорил Второй и Третий Дома Нолдор, сердце юного принца возликовало. Однако Финдарато ясно дал понять, что не собирается вступать в открытую конфронтацию с дядей.

— Видишь