русское государство предоставляло вышедшим в отставку военнослужащим некоторые минимальные привилегии, включая денежные выплаты, административные должности и земельные наделы. Кроме того, ветераны-инвалиды могли получить заботу, питание и кров в богадельнях, находящихся в ведении церкви. Петр Великий опирался на эту систему, обеспечивая переход к регулярной армии и пожизненной службе; при нем увольняемым ветеранам полагались определенные льготы. Особые приюты для инвалидов функционировали при монастырях, церковных епархиях и губернских управах в Петербурге, Москве и Казани. При Екатерине Великой эта система получила дальнейшее развитие: ветераны теперь могли селиться в специальных «ветеранских городках», получая государственное пособие для поддержания своего существования. Наивысшей точкой этой государственной заботы стали 1790-е годы, когда все ветераны, прослужившие двадцать пять лет, получили право на пенсию – по крайней мере, на бумаге. На деле государство было не способно обеспечивать всех пенсионеров из-за стремительного увеличения армии, тем не менее базовое социальное содействие им все же предоставлялось[886].

Связь между службой в армии и особым статусом упрочилась и усложнилась после военных реформ 1874 года, в ходе которых была введена всеобщая воинская повинность. С тех пор система привилегий неуклонно расширялась, хотя особым статусом, как правило, наделялись только военнослужащие, находящиеся в строю, а также их семьи, но не демобилизованные солдаты и офицеры. Попечение о бывших воинах находилось в основном в руках неправительственных филантропических обществ – до тех пор, пока большевики их не запретили[887]. «Великие реформы» внедрили всеобщую воинскую обязанность, взяв за образец современные гражданские армии, включая «права и льготы, на которые солдаты могли рассчитывать в обмен на военную службу»[888]. В России этот негласный договор между военнослужащими и государством изначально был не в пользу первых, ибо у солдат и их семей отсутствовали рычаги, позволявшие добиваться реализации того, что они очень быстро начали считать своим неотъемлемым правом. Им не хватало «прочной институциональной базы и эффективных инструментов политического влияния». Впрочем, продолжительная полоса насилия, в которой страна пребывала с начала Первой мировой войны в 1914 году до окончания Гражданской войны в 1921 году, заставила государство с большим тщанием относиться к солдатским притязаниям[889].

По утверждению Джошуа Санборна, образ «гражданина-солдата» превратился в «идеал для российского политического сообщества». Однако в условиях большевистской диктатуры этот статус в основном фиксировался в материальных и символических выгодах, а не в политических правах[890]. Более того, бо́льшая часть привилегий предоставлялась бойцам, несущим службу, а не отставникам-ветеранам. В этом отношении большевистское государство тоже следовало тому, что можно назвать «служилым принципом»: оно вознаграждало за активную службу, а не за прошлые заслуги[891]. Отчасти это соответствовало довоенным тенденциям, хотя в последние пятнадцать лет царского режима начали появляться некоторые признаки, свидетельствовавшие об изменении традиционной траектории: все заметнее делался курс на обеспечение социального благосостояния. Так, законом от 25 июня 1912 года устанавливались пенсии солдатам-инвалидам, увечья которых были непосредственно вызваны ранениями или болезнями, перенесенными во время службы. Тем не менее большая часть льгот, предусмотренных царским законодательством, по-прежнему касалась находящихся в строю и их родственников, а не ветеранов[892].

После Февральской революции 1917 года эта система привилегий была расширена. Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов, активно лоббируемый солдатскими женами («солдатками») и членами фронтовых солдатских комитетов, утверждал все новые меры, направленные на поддержку семей военнослужащих. Большая часть выстроенной им системы была демонтирована после прихода большевиков, но во время Гражданской войны 1918–1921 годов ей на смену пришли мероприятия по поддержке красноармейцев и их родственников, ставших главными бенефициарами новой перераспределительной политики коммунистического режима[893]. Таким образом, сложившийся в 1874 году в своем общем виде социальный конструкт, связывающий военную службу с получением привилегий, оставался в неприкосновенности и после исторического разлома 1917 года. Фактически негласный договор между гражданином-солдатом и революционным государством стал основой «милитаризованного социализма», в рамках которого бойцы Красной армии служили большевистскому руководству в обмен на предоставление особого статуса и сопутствующих ему вознаграждений, а не политических прав[894].

Трансформации 1917 года никак не сказались и на другой особенности государственного отношения к военнослужащим: основное внимание по-прежнему уделялось привилегиям воинов, находящихся под ружьем, а также их родственников, нежели нуждам ветеранов-отставников. И если в период двоевластия между февралем и октябрем 1917-го помощь и содействие первым постоянно наращивались как Временным правительством, так и Петроградским Советом, то, по контрасту, ни одна из этих инстанций не обращала внимания на проблему ветеранских пенсий. Несмотря на все усилия «солдаток», «ни о какой законотворческой деятельности [в этом направлении] не сообщалось»[895]. За несколько месяцев своего злополучного существования Временное правительство так и не продвинулось дальше деклараций о том, что помощь инвалидам войны является центральной задачей государства[896]. Фактически в период революционных бурь содействие ветеранам заметно сократилось. В ходе демобилизации, которая шла с апреля по октябрь 1918 года, ветераны императорской армии и их семьи не получали от государства никакой помощи, несмотря на «временами яростные протесты». Пенсии назначались только малоимущим инвалидам войны, хотя в соответствии с законодательством 1912 года право на получение пенсии не зависело от социального и экономического положения ветерана. Уволенные солдаты новой Красной армии также получали пенсию только в том случае, если становились инвалидами после перенесенных ранений или болезней. Однако каждый демобилизованный красноармеец имел право на земельный участок[897].

После победы в Гражданской войне Красная Армия демобилизовалась в условиях массовой безработицы и экономического кризиса[898]. В 1921–1924 годах в общей сложности 4,7 миллиона красноармейцев вернулись к гражданскому существованию. Советские и партийные органы на местах были обязаны заботиться об их интеграции в мирную жизнь, организуя праздничные встречи фронтовиков и содействуя им в обеспечении работой и жильем, а также в удовлетворении жизненно важных нужд. Тем, кто возвращался в деревню, полагалось оказывать «всестороннюю помощь в создании и укреплении [их] крестьянского [домашнего] хозяйства». Ради этих целей на местах создавались специальные комитеты помощи демобилизованным и их семьям. Вернувшихся бойцов рассматривали в качестве потенциальных «красных специалистов», которых следовало обучать на специальных курсах, а затем направлять на работу в деревню, чтобы решить там проблему кадрового голода. Обеспечивая социальную мобильность тем, кто защищал советскую власть, правительство сделало бесплатными курсы, готовившие ветеранов к поступлению в вузы[899]. Об инвалидах войны власти заботились с особенным рвением, поскольку, по мысли политиков, дурной уход за покалеченными ветеранами негативно сказывался на боевом духе армии[900]. Но, несмотря на это, социальная и медицинская помощь жертвам войны в межвоенные годы оставалась отчаянно недоразвитой. Более того, довольно скоро