Я спросил, где остальные, а господин де Йонг говорит, что остальные пошли на стяжки и перекрытия.

Бруно делает паузу, чтобы кавалер понял всю серьёзность произошедшего, и продолжает:

— А никаких стяжек из брёвен я не видел. А под перекрытия куплено, — он снова заглядывает в бумагу, — а на перекрытия он брал хороший стропильный брус. Двадцать две штуки. А брёвна, купленные под сваи, дороги, дерево самое крепкое на сваи шло. Я подсчитал, что те шесть брёвен стоили не меньше половины талера.

«А мальчишка-то умён не по годам и, главное, въедлив, совсем не по годам, хорошо, что пошёл он не в воинское ремесло».

— И это только брёвна, — продолжал Бруно Фолькоф, снова заглядывая в бумагу. — Скобы железные у кузнеца куплены, сто восемьдесят шесть штук, а вбитых сто семьдесят две. Я спросил у господина де Йонга, дескать, где остальные скобы, а он говорит, мол, мастера неловки, многие из скоб роняли в реку. Думаю, что на скобах он ещё больше заработал, чем на брёвнах.

Да, всё это, конечно, интересно и для мальчишки важно, но это всё мелочи, Волков всё это слушает скорее из вежливости к племяннику. И так ясно, что к лапам господ архитекторов всегда будет липнуть серебро выше оговоренного. Этого не исправить, главное, чтобы подлец архитектор меру знал.

Бруно уже перевернул листок и хотел продолжить, но Волков его остановил:

— Бог с ним, с де Йонгом.

— Но дядя, он деньги у вас крадёт.

Волков махнул рукой:

— Потом. Ты мне скажи, как ты вести купцам в кантон шлёшь? Ты же не ездишь туда сам? И надеюсь, этот твой компаньон, как его там…

— Цеберинг, господин, Михель, — напомнил Бруно.

— Да-да, Цеберинг. Он, надеюсь, тоже не ездит?

— Нет, дядя, — отвечал племянник, — вы же не велели. Мы пишем им письма и отдаём купцу Гевельдасу из Эвельрата, у него есть контора здесь через реку, в Лейденице. Он почти каждую неделю плавает за товарами в Рюммикон, а иногда доплывает на своих баржах и до Милликона. Через него и отправляем письма. Это нам капитан Тайленрих из Лейденица так советовал делать.

— Вот как? Это правильно. А кто писал вам в последний раз, кто из купцов кантона самый настойчивый и нетерпеливый?

— Последним писал лесоторговец Плетт. Справлялся о готовности пристани и навесов для дерева. Он хотел прислать первую партию тёса ещё до Рождества, да не получилось. Но и угольщик Фульман тоже спрашивал, тоже торопился. Он писал, что из добрых побуждений уступит нам цену, он хочет начать торговать скорее.

— Уступит цену? — Волков не верил в эту купеческую благотворительность. — С чего бы?

Племянник его тоже не верил. Юноша улыбнулся и продолжил:

— Гевельдас говорит, что зима в этом году выдалась теплее, чем ждали, а угля на зиму Фульман заготовил шесть тысяч корзин. Так они и стоят почти не распроданы. Вот Фульман и торопится. Как пойдут оттепели да весенние дожди, так уголь начнёт сыреть и сильно падать в цене.

— Ах вот оно что!

— Да, дядя, и нам бы было очень то хорошо, если бы мы сейчас же начали торговать. Пока уголь ещё хорош и цена хороша.

— Да, — согласился кавалер, — нужно начинать, раз пристань готова, пока дороги не раскисли от оттепелей. Как раскиснут, так торговлю придётся прекратить, иначе только все подводы поломаем да лошадей надорвём. Спрашивай у Фульмана и у Плетта спрашивай, какова будет цена на их товар, если будем мы брать с отсрочкой? И не тяни. В середине февраля придут оттепели, а к концу и грозы.

— Напишу сегодня же им.

И уже после этого кавалер спросил:

— А кого из них ты считаешь более жадным?

Бруно Фолькоф задумался, но думал не много:

— Оба они жадны, но самым жадным мне кажется глава Линдхаймской коммуны лесорубов и советник Рюммикона Вальдсдорф.

— А, этот толстяк? — Волков его не любил с первой их встречи, помнил его спесь и заносчивость, хотя Вальдсдорф уже был с ним любезен и, кажется, искал при всякой встрече примирения.

— Да, он, дядя. Он при каждой нашей встрече говорит мне, чтобы я не стеснялся и просил его о всякой услуге, что мне надобна. Он всегда будет готов помочь.

Волков молча кивал, размышляя над каждым словом племянника.

В его голове уже складывался план действий.

— А что за купец этот Гевельдас?

— Хороший купец, говорят, он из крещёных жидов. Ко мне и к имени вашему относится с почтением.

— Ну что ж, хорошо, что относится с почтением, — произнёс Волков, — проси его о встрече. Проси, чтобы, как сможет, был у меня, но только тайно, встретимся у амбаров. Напиши, что дело это будет сулить ему прибыль.

— Да, дядя, напишу, сейчас же.

— Напиши ещё и… — Волков сделал паузу, додумывая последние детали, — да, напиши ещё и Вальдсдорфу. Напиши, что как раз его услуги и надобны будут.

Может, Бруно Фолькоф и не понимал чего-то, но он и вправду был умён не по годам, лишних вопросов дяде задавать не стал. А только обещал:

— Все письма сегодня же напишу, завтра поутру всё отправлено будет.

— Вот и прекрасно, — говорил кавалер, теперь думая только о том, во сколько ему обойдётся его затея. И понимая уже, что теми деньгами, что он расплатился с мальчишкой- свинопасом, ему на сей раз не обойтись.

И тут он вспомнил:

— Кажется, вы сегодня не обедали?

— Ещё нет, дядя, — отвечал юноша.

— Мария, — кричит Волков, — подай обед моему племяннику.

Пока племянник ел, пришёл Максимилиан и сказал:

— Кавалер, у нас приехал из города один купчишка.

— Предлагаете пойти к нему и посмотреть его товары? — спросил Волков. — Пора бы вам знать, Максимилиан, что лентами, пряниками и тесьмой я не интересуюсь.

— Да нет же, я не о том, — молодой человек ничуть не смутился от шутки Волкова. — Он рассказывает чудные вещи.

— Купчишки много сказок знают, — подтвердил Волков. — В деревнях они так заговаривают мужицких детей. Купчишка, который умеет рассказывать сказки, продаёт товаров больше иных.

— Да нет же, то не сказки для детей. Он приехал и говорит, что известный купец Кёршнер из Малена в честь женитьбы своего сына устраивает рыцарский турнир.

Волков уставился на Максимилиана, и даже Бруно перестал есть, тоже стал прислушиваться к тому, что говорил знаменосец Волкова. А Максимилиан, истолковав взгляд кавалера по-своему, продолжил:

— Вот и я тоже думаю: кто же из благородных людей пойдёт на турнир, что организовал какой-то купчишка?

— Один из самых славных турниров в здешних землях, чтобы вы знали, учредила Первая торговая гильдия свободного города Ланна, — напомнил