— Я не буду. Я выброшу тебя в пустыню к мутантам. Ведь и хищным мутантам надо что-то жрать!

Человек полз к нему, — Буду молиться за тебя! — отступление только что неминуемой смерти было важнее, чем погибель где-то в пустыне, да и будет ли она?

— Вставай же, ты! — Антон подхватил убийцу своей жены под распяленные нелепо руки, словно человек пытался взлететь или заключить Антона в благодарные объятия. Выглядело смешно, но смешно не было. Антон приподнял его, пытаясь поставить на ноги. Дурной спектакль вызывал головокружение и отвращение — и к преступнику и к себе тоже. Ноги человека были как у тряпичной куклы и не хотели держать его. Он висел на руках у Антона, и понимание, что происходящая трагедия тянет на гротеск, усиливала смятение. Венд наслаждался происходящим. И развлекал его не убийца, а Антон. Он ждал, что будет дальше, твёрдо — каменные губы подрагивали от усилия сдержать уже откровенный смех.

— Может, водичкой его напоишь, Антуан? Как заботливо ты его обнял. Иди, положи его на постельку, там за панелью есть постель. Сделай ему успокоительную инъекцию, погладь лобик. Пусть отдохнёт от непосильных переживаний. А сам топай в свой дендрарий, к своим колбочкам и растворам. Цветовод ты, а не воин!

Наконец человек встал на ноги и отстранился от Антона, успев перед этим пожать его руку настолько очевидно земным и благодарным рукопожатием, что Антон затряс всей кистью, как будто хотел сбросить прикосновение убийцы на пол. И этот жест тоже был не жестом мужчины и космодесантника, а скорее, растерянной женщины. Антон вспыхнул, скулы покрыл предательский румянец. И надо же было таким уродиться!

Венд смотрел холодно, как вивисектор на неудавшийся опыт. Именно так.

— Превращение Савла в Павла? — спросил он, опять сверкая насмешкой, не доброй и не злой. Ему было всё равно, это было очевидно. Что смерть Голубики, что жизнь убийцы Голубики. Ему не хотелось решать чужие жизненные коллизии.

— Не знаю, кто это, — зло сказал Антон, не понимая, к чему был тут Савл? — Но я никого не буду убивать! Пусть людоеды убьют, им будет жратва. Мы с Олегом закинем его куда подальше.

— Он же не человек, — сказал Венд.

— А кто?

— Хищник.

— Хищника тоже противно убивать.

— Что же ты не знаком с таким персонажем как апостол Павел? Уж и не знаю, насколько он был историческим, а насколько мифическим деятелем. Я, поверь, что только по долгу службы это и произошло, узнал из твоего информационного досье, что твоя мать является глубоко религиозным человеком. Ну и как же ты будешь бороться с гнусными носителями зла?

— «Не обольщайтесь, дурная среда портит добрые нравы», — Антон не удержался от того, чтобы блеснуть эрудицией, в отсутствии которой его заподозрили.

— Ты обо мне? Что я их тут убиваю? И не жалею? И не скармливаю людоедам? И обеспечиваю безопасное существование таким гуманистам, как ты, а также и тем, кто сидят наверху, изучая глубинные процессы взаимного пожирания на уровне микробиологии?

В отсеке светились и стены, и потолок. Источник света был скрыт. Но это освещение было достаточным, чтобы Антон впервые увидел то, чего не замечал раньше. Ёжик волос на голове Венда серебрился сединой. А ему казалось, что шеф блондин.

— Вы убили бы за свою женщину?

— У меня, к счастью, нет никаких женщин. Во всяком случае, тех, за кого я мог бы и убить.

— Говорили, что у вас была жена. И она погибла. Как это произошло?

— Кто говорил?

— Доктор Франк.

— А, старый Булат — балагур. Если он всё знает, может быть, он и скажет тебе, кто это сделал? Я не интересовался.

— Не интересовались? Как это возможно? — пока они так препирались, человек, освободившись от страха, внимательно наблюдал за ними обоими, будто вникал в смысл их вялой перебранки. Антон понимал бестактность своих вопросов Рудольфу, но испытывал досаду за его насмешки, за свою неожиданную жалость к малодушному человеку — преступнику, если только тот не разыгрывал некую роль, а на самом деле издевался над ним в душе. Но разве у убийц бывает душа, подобная человеческой? Она умирает в них вместе с их жертвой, а то, что остаётся, это уже что-то совсем иное. Так когда-то объяснял ему тайну зловещего перерождения души преступника один монах, который был частым гостем у мамы в Ботаническом саду, где приобретал себе рассаду для монастырского цветника.

«Её убил как бы и ты. Можно сказать и так», — прошептал ему чей-то явственный шёпот, — «потому что ты тоже был начинкой того смертоносного снаряда». Это было сказано в ухо, но Венд стоял далеко, и уже был повернут спиной, убирая оружие в нишу-сейф. Антон озадаченно посмотрел на ставшего безучастным ко всему убийцу. Тот прикрыл глаза, и рот был сомкнут, почти стиснут до посинения от пережитого напряжения.

— Тут нет чистых ангелов. Мы все тут меняемся. Другой обмен веществ, если хочешь, — сказал Рудольф и стремительно, как и всегда, вышел, оставив Антона с убийцей наедине. Почему-то он решил, что преступник не опасен для «ксанфика», как если бы Антон был космическим десантником. Тролль поднял глаза, — синие и прозрачные они вдруг поразили Антона непостижимой добротой, которой только что в них и не было, пока тут сидел Венд.

— Благодарю тебя, — сказал он тихо, — ты ещё не знаешь, какая награда ждёт тебя за твое благородное и человеческое великодушие. — И поклонился ему кудрявой головой, а шея, вдруг вынырнувшая из широкого ниспадающего на плечи воротничка рубашки, была старческой. Но тут можно было встретить и не такое. Изуродованный мир, изуродованные жители. И даже они, земляне, тоже были здесь не прежние. Кто менялся незначительно, а кто… И Антон опять вспомнил рассказ Лоры.

Он запер убийцу в бытовой отсек, где хранились сломанные роботы, и ушёл искать Олега.

Полёт над пустыней

Искать Олега не пришлось. Он сам искал его по приказу Венда, чтобы сопровождать в полёте над пустыней. И вот они втроём уже были на высоте. Внизу раскинулась серо-розоватая пустыня. Из барханов порою торчали странные тёмные башни, причудливые останцы былых гор или руины городов? Повсюду, куда только ни посмотри, тянулись пустынные пространства с пятнами непонятной ржавчины. Чем-то она напоминала пустыни Марса, что оставались неосвоенными и незаселёнными в Солнечной системе. Кое-где были очевидные глазу развалины чего-то рукотворного, а кое-где всё же и нагромождения скал, будто горы выбрасывали свои обессиленные, распадающиеся в камни щупальца далеко в пустыню.

Преступник вдруг издал жалобное скуление, когда увидел, что летающая сфера пошла на снижение. Антон сидел рядом, но прилично