в трудной ситуации. Бандху был к нему столь милостив и в то же время — столь безразличен. Он всё ещё восседал в сердце Рамадаса на царском троне, но сейчас покинул его. Образовавшийся вакуум разъедал душу Рамадаса. Он не находил никого, кто мог бы заполнить пустоту. У него также не было никого, кому он мог бы открыться, кроме Калькуттской Йогамайи Ма Кали. Он пришёл в её храм и рассказал свою историю. Ма услышала. Её ответ был скор и благожелателен.

Утром следующего дня, когда он вышел на нагара-киртан, его компанию разделял только пёс. Рамадас пересёк Читапур и шёл по пешеходной дорожке садоводческой фирмы, совершая киртан. Внезапно он услышал позади себя собачий лай. Его лохматый спутник никогда не лаял попусту, поэтому он обернулся назад и увидел его перед каким-то домом, виляющего хвостом и смотрящего на ворота.

Это вызвало у него любопытство. Рамадас пошёл назад, заглянул во двор дома и увидел, что двери гостиной открыты. В правом углу комнаты на диванной подушке сидел огромных размеров махатма с божественным сиянием на лице, который, казалось, прислушивался к киртану Рамадаса. Они какое-то время всматривались друг в друга. Трудно сказать, кто повлиял на кого и как в этом обмене взглядами. Рамадас захотел войти и поклониться ему. Но в следующий момент махатма поднялся и ушёл в другую комнату, бросив на него ещё один взор.

На следующее утро Рамадас, воспевая Святые Имена, сно, ва пришёл к дому Саха Бабу. К нему вышел слуга и спросил: «Возможно, Вы хотите встретиться с Барха Бабаджи из Пури. Он уехал вчера вечером».

Во Вриндаване Рамадас видел много святых, но никто из них, за исключением Бандху, не притягивал его к себе с такой силой, как Барха Бабаджи. Итак, он стал с нетерпением ожидать возможности получить его даршан.

К этому времени из Вриндавана вернулся Джагатбандху. Он со своим последователями остановился в Даржипаде, тогда как Рамадас продолжал жить в Чаша-дхопа-паде. Бандху послал ему послание: «Завтра мы отправляемся в Навадвипу. Встретимся у Ахиратала-гхата.

На следующий день, когда Рамадас пришёл на гхат, Бандху поплыл на лодке вместе с Чампати. Остальные преданные сели в другую лодку, и Рамадас поплыл вместе с ними. Но никто из преданных с ним не разговаривал.

Когда они прибыли в Навадвипу и затем пришли в Харишабху, где остановился Бандху, Рамадас спросил у Чампати: «Где Бандху?» Тот ответил с серьёзным тоном: «Прабху живёт позади Харишабхи в соломенной хижине. Сегодня никто его не увидит».

Чампати этими словами ранил его сердце, которое ещё не зажило, и ушёл.

По Навадвипе распространилось известие, что в город прибыл Нава-Гауранга (новый Гауранга) и что Он где-то скрывается. Рамадас узнал об этом и вспомнил, что когда он в последний раз посетил Навадвипу вместе с Бандху, в городе проводилась перепись населения, и тот попросил преданных спрятать его, чтобы не попасть в списки простых смертных. Теперь, когда о божественности Бандху говорили открыто, Рамадас подумал: «Может быть, для исполнения какой-то цели дада поставил себя в такое положение, поэтому надо держаться подальше, иначе я стану для него препятствием». От этих мыслей он задрожал всем телом, и его глазницы наполнились слезами.

Этот день был днём явления Махапрабху. Прежде, чем наступило время Его рождения, толпы людей устремились к святой Ганге, чтобы окунуться в ней. В Харишабхе никого не осталось, только в углу одной из комнат сидел плачущий Рамадас. В это время туда потихоньку зашёл Бандху и спросил: «Рами! Почему ты здесь сидишь один?» Рамадас заплакал еще горче. Он закрыл глаза обоими руками, поскольку не хотел его видеть. Бандху взял его за обе руки и сказал: «Пойдём… давай тоже посмотрим с расстояния».

Бандху повёл Рамадаса через заднюю дверь Харишабхи и затем улицами и переулками к берегу Ранги и остановился за сломанной кирпичной стеной старого сада. Они увидели бесчисленных людей, омывающихся в Ганге, бесчисленных — стоящих на берегу, бесчисленных — в лодках, и услышали разрывающие воздух возгласы: «Харибол!» Внезапно появилась группа киртана, которая шла к реке и мелодично пела: «Бхаджа Нитай-Гаура, Радхе-Шьяма, джапа Харе Кришна Харе Рама».

Бандху шепнул на ухо Рамадасу: «Группа Барха Бабаджи из Пури!» Рамадас почувствовал, что тот привёл его сюда только для того, чтобы намекнуть принять прибежище у стоп Барха Бабаджи.

В тот день они ни о чём другом не разговаривали. Поздно ночью, когда толпы людей разошлись, они омылись в Ганге и затем вернулись в Харишабху.

Рамадасу пришлось, плача и стеная, провести вместе с < Бандху ещё десять дней в Навадвипе и всё же в тягостной разлуке с ним. Он не мог оставаться в таком состоянии дольше, поэтому вернулся в Калькутту в Чаша-дхопа-паду и начал в соответствии с инструкциями Бандху выходить на нагара-киртан.

Бандху появился через семь дней. Он не пошёл в Дарджипаду, а прямиком направился в Чаша-дхопа-паду. В сердце Рамадаса засиял новый луч света и надежды, но быстро угас. Бандху пробыл рядом с ним двадцать четыре часа, но ни разу не позвал к себе. Ночью Чампати сообщил ему: «Рама! Завтра утром во время нагара-киртана пой прославления Джагатбандху как Бхагавану. Джагатбандху Бхагаван. Мы должны относиться к нему соответствующим образом».

Рамадас не мог поклоняться как Бхагавану тому, кого любил как бандху (друга) и дада (старшего брата). Если бы он сделал так, тогда бы в их отношениях образовалась зияющая пропасть. Как может тот, кому поклоняются как Бхагавану, быть близок чьему-то сердцу как друг или брат? Итак, он решил, что будет правильным куда-нибудь уехать. На расстояние он всё ещё мог быть более близок к Бандху, чем в его обществе. Но события развивались быстрее. На следующее утро Чампати увидел его поющим другие киртаны, а не молитвы Бхагавану Джагатбандху и набросился на него, как ястреб. Он побил его и прогнал прочь, крича: «Убирайся отсюда! Ты не заслуживаешь находиться здесь даже мгновение».

Так, избитый Чампати и игнорируемый Бандху, он пришёл в дом к своему последователю Натавару Ладу из Калькутты. Он жил у него, устраивал нагара-киртаны и практиковал смаранам в соответствии с указаниями Бандху. С того момента, когда его прогнал Чампати, его привязанность к Бандху уменьшилась, и он стал чувствовать всё большее и большее влечение к Барха Бабаджи. Он видел в этом десницу проведения, действующей по плану улучшения его положения и всего человечества, в котором расставание с Бандху и предание стопам Барха Бабаджи являлось существенной частью. Ему не терпелось встретиться с Барха Бабаджи, и он