Шрифт:
Закладка:
Слова вырвались сами, бездумно:
– Ты с ней спал?
Калеб поднялся на ноги нарочито медленно, будто боясь напугать меня. Будто я была робким зверем, готовым тотчас сорваться с места. Когда он на меня поглядел, в его глазах отразилась мука.
– Ответь мне, Калеб. – сказала я спокойно, не выдавая панику, бушевавшую внутри.
Его лицо исказила боль.
– Не доверяешь, да? Ты мне не доверяешь.
Все равно что смотреть, как рушится здание, и находиться внутри. Я знала, что грядет, видела трещины в стенах, слышала скрежет камня о камень. И как бы я ни пыталась убежать, как ни желала бы спастись, я не могла. Все двери были заперты, я в ловушке.
А ключ – у Калеба. Он направился ко мне.
– Не смей! – рявкнула я. Я едва сдерживалась. Если бы он меня тронул, я бы сорвалась.
Я поднялась на дрожащие ноги, пошла к себе в комнату, закрыла дверь и начала паковать вещи. Руки тряслись, пока я запихивала книги и одежду в сумку.
Что я тебе говорила? Он лжец, изменник. Все мужики такие. Не будь как мама.
Да. Самой надо было догадаться… Хотелось найти в себе силы влепить ему пощечину, пнуть… но я не стала. Я себя ощущала… раздавленной. Тяжелой. Все тело обмякло от боли и предательства.
Я проглотила обиду, спрятала ее глубоко внутри. Ему я ее не покажу. Он сломил часть меня, но я не дам ему отнять гордость. Он не увидит моих слез. Он не заслужил этого. Он не… не…
Но ноги меня подвели, и я соскользнула с кровати на пол. Я закрыла руками лицо и тихо зарыдала.
Как он мог?
Не знаю, как долго я так сидела, уставившись в пространство, погруженная в свои мысли. В конце концов я заставила себя встать.
Пора уходить. Я закинула сумку на плечо.
Я задержалась, открывая дверь, и заметила, что Калеб сидит на полу за дверью моей комнаты. Когда он поднял взгляд, я заметила темные круги под зелеными глазами, в них читалось уныние. Он казался изможденным и уязвимым, но теперь я знала, как хорошо он умел притворяться. Все было ложью.
Я прошла мимо, направившись к входной двери. Надо уходить сейчас. Я стиснула зубы, когда он встал передо мной, загородив проход.
– Ты мне не доверяешь. И никогда не доверяла, да? – спросил Калеб. Он ждал, что я отвечу, но я молчала. Ничего ему не скажу.
– Что бы я тебе сейчас ни сказал, это будет неважно. Потому что ты уже все для себя решила, – продолжил он хриплым от волнения голосом. – Алая.
Зеленые глаза молили, побуждали меня остаться.
Но я не могу. Не могу. Не могу.
– Без доверия мы с тобой – ничто, – прошептал он.
Довериться ему? Чтобы он кормил меня ложью… нет, ради этого я не останусь. Моя рука потянулась к дверной ручке. Я тяжело дышала.
Тишина.
– Алая! – Он протянул руку ладонью вверх, безмолвно прося ее взять. – Не уходи.
Я заглянула ему в глаза, и мне захотелось ему поверить. Дыхание все не могло успокоиться, и я вдохнула воздух в легкие, почуяв в нем цветочные духи Беатрис-Роуз. После этого все сомнения рассеялись. Я сдержала слезы и скрепила сердце.
– Этого я сделать не могу. Прощай, Калеб, – выдавила я.
Я, не глядя, пробежала мимо него. Я теряла самообладание и не могла себе позволить разрыдаться у него на глазах. Я открыла дверь и вышла, еле сдерживаясь, чтобы не обернуться. Я забрала с собой все вещи, которые принесла, придя в этот дом…
Так почему мне казалось, что я оставила позади всю свою жизнь?
Вероника
Где есть ранимость, там всегда есть боль. Предательство – подобно бешеному волку, оно чует запах уязвимости. Его цель – пожирать и уничтожать слабых сердцем.
Сколько раз должны были пересечься наши пути, прежде чем я наконец это поняла?
Я показывала миру то, что он ненавидит: силу и равнодушие, но внутри так и осталась с разбитым сердцем.
Я двигалась, но не чувствовала, смотрела, но не видела. Я села на автобус до Кары и прошла пешком расстояние от остановки до ее дома. Меня настолько поглотила боль, что мне пришлось собрать все силы, чтобы не разлететься вдребезги. Я пребывала в полном оцепенении. Врезавшись во что-то твердое, я даже не отреагировала. Я упала на землю.
– Прости. С тобой все хорошо? – заговорил низкий мужской голос. Передо мной кто-то сел на колени, но я не видела лица. Перед глазами все расплывалось…
– Черт, – выругался он. – Вот, держи.
Я ощутила, как меня подняли сильные руки, а потом незнакомец сунул мне платок. Я уставилась на него с недоумением.
– Слезы вытереть, – пояснил он. – Ты плачешь, ангелочек.
Правда? Я рукой коснулась щеки и почувствовала сырость.
– Кара, – выдавила я. – Мне нужна Кара.
– Кара? Тебе не повезло. Ее тут нет, но она скоро вернется. – Он повел меня на крыльцо дома Кары. Сам он сел на белую скамейку, выжидающе на меня глядя. Я опустилась на другой ее конец, как можно дальше от него.
– Я подожду здесь, пока Кара не вернется. Ты не против? – Я кивнула, отгораживаясь от всего.
Услышав гитару, я повернула голову на звук – оказалось, это играет он. Ловкие, проворные пальцы умело перебирали струны.
Он играл песню «Let Her Go» группы Passenger.
Какая ирония, правда? Я сюда пришла, чтобы все забыть, а теперь мне сыпали соль на рану.
Его голос звучал низко и хрипло. Я закрыла глаза, чувствуя боль в груди и вслушиваясь в слова. Мы сидели, ничего друг другу не говоря. Я слушала, как он играет. Он дал мне остаться наедине с собой, не спрашивая, что у меня случилось. За это я ему была благодарна.
Через какое-то время я посмотрела на него. Я уже видела его раньше. В этом я была уверена. Волосы у него были густые и темно-каштановые, почти черные. Они чуть вились и почти доходили до плеч. Они растрепались, как будто он несколько раз поправлял их руками. Черты лица были острые и красивые и напомнили мне статую ангела-воителя, которую я видела раньше.
На нем была старая черная футболка с короткими рукавами, потертые джинсы с дырами на коленях и кеды. Удобно устроившись, закинув ногу на ногу и положив гитару, на колено, он продолжил играть. Он был само спокойствие.
Парень резко откинул волосы, упавшие на лицо, открыв три серебряных гвоздика в правом ухе. Черный кожаный напульсник на запястье износился по краям, как будто он не снимал его годами. На пальцах я заметила несколько колец.
Он остановился и вытащил из заднего кармана черную резинку для волос. Зажав ее между зубами, он поднял руки, собрал длинные, темные волосы в кулак и связал их в небрежный пучок. Затем он продолжил играть.
