Судзуки согласился сделать краткое заявление на пресс-конференции, которая должна была состояться в этот же день. Согласно «Ёмиури Хоти», Судзуки сказал на встрече с журналистами следующее: «Я думаю, что это совместное заявление повторяет Каирскую декларацию. Правительство не придает ему большой важности. Мы можем только проигнорировать его [мокусацу]. Мы сделаем все возможное, чтобы довести войну до победного конца». Это заявление в тех же выражениях приводится и в других источниках[285].

Эти слова Судзуки на пресс-конференции вошли в историю как «заявление “мокусацу”». Дословно «мокусацу» означает «убить молчанием» и может быть переведено как «игнорировать». Однако вопрос в том, действительно ли Судузки заявил об этом на той самой пресс-конференции. О решении правительства проигнорировать («мокусацу») Потсдамскую декларацию было сообщено в газетах уже 28 июля – до того, как Судзуки провел пресс-конференцию. Саидзи Хасэгава из информационного агентства «Домэй», принимавший участие в этой пресс-конференции, отчетливо помнил, что на вопрос о том, согласится ли правительство с требованиями Потсдамской декларации, Судзуки ответил: «Без комментариев» [NHK 2001, 2: 186; Naka 2000, 2: 121–122]. Вполне возможно, что репортеры вложили слово «мокусацу» в уста Судзуки, а сам он никогда этого не говорил.

Первая реакция Японии на Потсдамскую декларацию пришла из информационного агентства «Домэй» – полугосударственной новостной организации. Именно там было впервые объявлено об ультиматуме днем 27 июля – то есть за сутки до пресс-конференции Судзуки. В сообщении агентства было сказано, что, по информации из авторитетных источников, правительство Японии проигнорирует совместное заявление и «Япония будет вести Великую Восточноазиатскую войну до победного конца». Представительство Associated Press в Сан-Франциско услышало это сообщение по радио и передало 27 июля:

Полугосударственное японское информационное агентство «Домэй» сегодня заявило, что совместный ультиматум, предлагающий Японии капитулировать или быть разгромленной, будет проигнорирован, однако мы еще ожидаем официального ответа японских властей, так как правящая милитаристская клика пока еще обсуждает предъявленные требования.

Однако уже во втором абзаце сообщения АР было сказано, что японское правительство отклонило совместную декларацию союзников. Хотя Акира Нака считает, что переход от «проигнорировать» к «отклонить», сделанный АР, является вполне естественным, между этими двумя словами все же есть существенная разница. Решение Японии «проигнорировать» декларацию значило не то же самое, что «отклонить» ее.

Вне зависимости от того, использовал ли сам Судзуки это слово или нет, «мокусацу» стало известно как официальная позиция Японии относительно Потсдамской декларации. Лидеры партии мира знали о том, как реакция Японии на совместное заявление союзников преподносится в американской прессе, однако никто из них, даже Того, не стал активно протестовать против этого заявления Судзуки. Если бы император был

недоволен словами Судзуки, он мог бы призвать премьер-министра к ответу и высказать ему свое неудовольствие. Он этого не сделал. Того писал в своих мемуарах, что его расстроило заявление Судзуки. Министр иностранных дел выразил свое активное несогласие с ним, но когда ему передали, что исправить это заявление уже невозможно, Того воздержался от дальнейших действий [Naka 2000, 2: 127, 128–131; Togo 1989: 354–355].

Основная причина столь вялой реакции Японии на Потсдамскую декларацию заключается в том, что ультиматум не давал ответа на вопрос о статусе императора. Но что если бы текст Потсдамской декларации содержал обещание сохранить конституционную монархию? Скорее всего, это не изменило бы ситуацию коренным образом. Того, Кидо и Хирохито по-прежнему предпочли бы дождаться ответа Москвы на предложение Японии о посредничестве. Тем не менее нет сомнений, что обещание конституционной монархии заставило бы партию мира более благосклонно отнестись к Потсдамской декларации и ослабило бы позицию «ястребов», требовавших ее отклонения. Таким образом, баланс сил между партией мира и партией войны слегка изменился бы в пользу первых. Также можно предположить, что если бы Потсдамская декларация гарантировала Японии конституционную монархию, то «заявление “мокусацу”», приписываемое Судзуки, вероятно, не было бы сделано вовсе, так как «голуби» и прежде всего сам Хирохито проявили бы в этом вопросе особую осторожность, чтобы у союзников не создалось впечатление, что Япония ответит на ультиматум отказом.

Вопрос в том, каким образом туманное заявление Судзуки стало поводом для атомной бомбардировки. В своих воспоминаниях Трумэн трижды пишет о реакции Японии на Потсдамскую декларацию. Впервые речь об этом заходит после того, как он описывает выступление Сталина на заседании 28 июля, в котором советский вождь рассказал о дипломатических маневрах японцев в Москве. Вот что пишет Трумэн: «Наш ультиматум японскому народу от 26 июля постоянно транслировался по радио, а также был передан по привычным нейтральным дипломатическим каналам – то есть через посредников в Швейцарии и Швеции». Здесь президент допускает фундаментальную ошибку, поскольку правительство Соединенных Штатов приняло осознанное решение о том, что Потсдамская декларация будет не дипломатическим документом, а инструментом пропаганды. Никто и не пытался задействовать шведских и швейцарских посредников. Затем Трумэн заявляет: «От японцев не последовало никакого официального ответа. Но в тот день, 28 июля <…> благодаря радиоперехвату мы узнали, что Токийское радио подтвердило решение японского правительства сражаться до конца. Наша декларация была названа “недостойной обсуждения”, “абсурдной” и “наглой”» [Truman 1955: 396–397][286]. Поскольку Потсдамская декларация распространялась Управлением военной информации с помощью средств пропаганды, нет ничего удивительного, что «от японцев не последовало никакого официального ответа». Процитированные Трумэном газетные передовицы нельзя было считать официальной позицией правительства. Еще большую важность представляет тот факт, что, по мнению Трумэна, японцы не ответили на Потсдамскую декларацию официально.

Второй раз Трумэн упоминает реакцию японцев на ультиматум, когда говорит о принятом им решении сбросить атомную бомбу. Он пишет:

28 июля Токийское радио заявило, что японское правительство продолжит сражаться. На совместный ультиматум Соединенных Штатов, Великобритании и Китая не было дано официального ответа. Теперь у нас нет иной альтернативы. Бомба должна быть сброшена после 3 августа, если Япония не капитулирует до этой даты [Truman 1955: 421].

В одном из интервью, которое дал Трумэн в ходе работы над этими мемуарами, он сказал следующее: «Мы послали ультиматум Японии через Швейцарию и Швецию <…> и на наши предложения из этого ультиматума было отвечено отказом. И бомба была сброшена»[287]. Потсдамская декларация была инструментом военной пропаганды, а не дипломатическим документом. Поэтому утверждение о том, что она была передана Японии через посредников в Швейцарии и Швеции, является явной ложью. Неудивительно, что США «не было дано официального ответа»; то есть ультиматум был «проигнорирован», а не «отвергнут». Значит, атомная бомбардировка стала следствием молчания и бездействия Японии.

Однако когда Трумэн описывает атомную бомбардировку Хиросимы, он вдруг начинает рассказывать совершенно другую историю. Вот что сказано в его