Однако остается один вопрос: если Бирнса так сильно волновала экспансия Советского Союза в Китай, почему он не прислушался к совету Стимсона о том, чтобы воспрепятствовать вступлению СССР в войну? Благодаря разведданным Magic ему было прекрасно известно, что отказ от требования о безоговорочной капитуляции и гарантия конституционной монархии с сохранением существующей династии могли склонить японцев к скорому прекращению сопротивления. Более того, он также знал, что ультиматум, в котором шла речь о безоговорочной капитуляции, будет Японией отвергнут.

Ключевыми здесь являются слова: «после атомной бомбы Япония капитулирует». Они предлагают нам другую трактовку этой ситуации – еще более дьявольскую. Для Бирнса атомная бомба, бывшая тузом в рукаве США, имела абсолютный приоритет. Атомная бомба должна была заставить японцев капитулировать, а русских – воздержаться от участия в войне. Поэтому атомную бомбу необходимо было использовать. Для того чтобы сбросить бомбу, США необходимо было предъявить Японии ультиматум, в котором было бы сказано, что отклонение требований, содержащихся в декларации, приведет к «быстрому и полному разгрому». Поэтому декларация должна была быть отвергнута японцами, чтобы у США было оправдание использованию атомной бомбы. Лучшим способом добиться всего этого было настаивать на безоговорочной капитуляции. В дневнике Брауна за 26 июля есть такая запись: «Было опубликовано совместное обращение к Японии. Это была прелюдия к атомной бомбе»[269]. Еще до ответа японцев на Потсдамскую декларацию Бирнс знал, что этот документ был прелюдией к бомбе.

А как же Трумэн? Невозможно поверить, что он не понимал всех нюансов, связанных с содержанием Потсдамской декларации, моментом ее опубликования и подписями, стоявшими в конце документа. Он знал, что Хэнди отдал Спаатсу приказ подготовиться к атомной бомбардировке. Он должен был быть в курсе разведданных Magic и благодаря этим расшифровкам знать, что японцы пытаются добиться отмены безоговорочной капитуляции для завершения войны. Поэтому он, безусловно, обязан был понимать, что декларация, в тексте которой содержится требование о безоговорочной капитуляции, будет отклонена японцами. Для Трумэна было важно не принимать никакого решения и позволить событиям протекать своим чередом. Джордж Элси, офицер военно-морской разведки, прикомандированный к штурманской рубке на «Огасте», вспоминал: «Трумэн ничего не решил, потому что у той ситуации не было никакого решения. <…> Это было все равно что пытаться остановить поезд на полном ходу»[270]. Трумэн прежде всего думал о том, чтобы ничто не помешало атомной бомбардировке.

В своем потсдамском дневнике за 25 июля Трумэн восхищается разрушительной силой атомной бомбы, которая «вызвала полное уничтожение стальной вышки высотой 60 футов» и «повалила стальную вышку в полутора милях от взрыва». Сознавал ли он, что эта разрушительная сила приведет к не имеющему прецедента убийству и страданию гражданского населения? Вот что сказано далее в его дневнике:

Это оружие должно быть использовано против Японии в период между сегодняшним днем и 10 августа. Я сказал военному министру Стимсону использовать его против военных объектов, солдат и матросов, а не против женщин и детей. Даже если япошки являются безжалостными и фанатичными дикарями, мы, как мировой лидер, пекущийся об общем благе, не можем обрушить эту бомбу на столицу, старую или новую.

Затем он повторяет, словно пытаясь убедить самого себя: «Мы с ним солидарны. Цель будет исключительно военной». Так что даже до самой атомной бомбардировки президент предавался самообману, убеждая самого себя, что бомба, способная вызвать «полное уничтожение стальной вышки высотой 60 футов», может быть использована только против военных объектов и не убить при этом женщин и детей. Вот что вспоминал Арнолд о своей беседе со Стимсоном по поводу атомной бомбы, состоявшейся 23-го числа: «Мы говорили об убийстве женщин и детей; об уничтожении близлежащих жилых районов, о реакции других стран и о том, какими будут психологические последствия для самих японцев». Трудно поверить, что главнокомандующий вооруженными силами США не знал того, о чем знали Арнолд и Стимсон.

Далее в дневнике Трумэна говорится следующее: «…мы опубликуем заявление, предложив япошкам сдаться и спасти свои жизни. Я уверен, что они на это не согласятся, но мы предоставим им такой шанс»[271]. С точки зрения Трумэна, цель Потсдамской декларации заключалась в том, чтобы сделать необходимое предупреждение до сброса атомной бомбы. Он был совершенно уверен в том, что Япония отвергнет это предложение. Он не пишет о том, что надеялся на положительный ответ со стороны японцев, чтобы ему не пришлось сбрасывать атомную бомбу Напротив, из его дневника следует, что Трумэн опубликовал этот ультиматум только для того, чтобы оправдать последующую атомную бомбардировку

24 июля, сразу после того, как Трумэн утвердил итоговый вариант Потсдамской декларации, он послал телеграмму послу Хёрли, дав ему указание как можно скорее получить под этим документом подпись Чан Кайши. 25 июля, перед своим отъездом в Лондон, подпись под декларацией поставил Черчилль. Вечером 26-го числа Трумэн получил известие, что этот ультиматум был одобрен и Чан Кайши. В 7 часов вечера копии Потсдамской декларации, в которой содержалось требование о «безоговорочной капитуляции всех японских вооруженных сил», но ничего не было сказано о судьбе императора, были переданы прессе для опубликования в 21:20[272]. Малый Белый дом также переслал экземпляр ультиматума в Управление военной информации в Вашингтоне, чтобы массово распространить текст прокламации среди японского гражданского населения. И в Госдепе, и в Военном министерстве Потсдамскую декларацию воспринимали скорее как орудие пропаганды, чем как дипломатическую ноту. В 16:00 по вашингтонскому времени (5 утра 27 июля в Токио) американские радиостанции Западного побережья начали транслировать текст декларации на коротких волнах[273].

Реакция Сталина на Потсдамскую декларацию

В черновике декларации, который делегация США привезла в Потсдам, предполагалось, что среди присоединившихся к ультиматуму стран, возможно, будет и Советский Союз. Однако американцы ни разу не обсудили этот вопрос ни со Сталиным, ни с Молотовым. На самом деле после взрыва в Аламогордо Трумэн и Бирнс всеми силами пытались исключить Советский Союз из участия в подписании Потсдамской декларации. Эта секретная операция увенчалась успехом, поскольку, судя по всему, до момента опубликования декларации в прессе советская делегация ничего не знала о ее существовании. 26 июля, после того как текст ультиматума Японии был передан журналистам, Бирнс в качестве дипломатической любезности послал копию этого документа Молотову. Захваченный такими известиями врасплох Молотов тут же попросил Бирнса отложить это заявление на два